Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я прищурился.
…вазовский.
19… год
Стефан Ламберт и Эльза Рокоссовская
Рокоссовская? Знакомая фамилия. я определенно ее слышал. Звучная такая, пафосная, потому и запомнилось хорошо. А где запомнилось, не знаю. Хоть режьте — не могу вспомнить. Может, у Софки спросить? Она ж тут вроде шарит за семейные… древа? Деревья?
Я повернулся к ней, открыл рот… и осекся.
София стояла как вкопанная. Во все глаза она смотрела на изображение женщины. Губы ее, тонкие, без единой кровинки, повторяли одно слово. Слово, которое знакомо любому жителю нашего такого большого и такого маленького земного шара.
Мама
По щеке у Софы поползла прозрачная дорожка. Так, надо бы немножко фокус сбить, не то сейчас начнется сцена. А я сцен не люблю. Всегда теряюсь, сам начинаю нервничать и не знаю, как действовать.
Старым дедовским способом. На пол прыгай и под стол, чтоб взрывной волной не накрыло.
— Что она показывает? — спросил я.
— Заклинание, — отозвалась Софа тихо. Голос у нее был сдавленный и чуть дрожащий, — сильное очень.
Она выставила правую руку перед собой и выпрямилась. Точно сымитировала позу на картине. Между ее пальцами тоже зажегся шарик. Бело-синий и холодный.
— Представь, что этот шарик — это стрела.
— Так, — сказал я.
— А это, — Софа кивнула на руку перед собой, — мой лук. Такое заклинание не всякий применить отважится — оно много сил из мага выпивает, и если не рассчитать, сам понимаешь…
Я понимал, конечно. Неспроста же человечество придумало ироничный вопрос “а не много ли ты на себя берешь?”. Риск — это дело благородное, но не самое умное. Это если смотреть с точки зрения прагматики. Очень скучной точки зрения.
— В умелых руках оно горы может свернуть. Не свернуть, конечно, а п-пробить. Я лично троих знала, кто его использовал.
Тут в голосе Софы появилась злость, которой я прежде не слышал. В мирное время, по крайней мере.
— Выучить выучили, а применять так и не научились, — в сердцах выплюнула она, — обоих и схоронила. Третьей была моя бабушка, но она ни разу не показывала, как с ним управляться. Силы, мол, не те уже. А вот мама могла. Она… она была настолько сильной, что для нее это Плетение было обычным делом. Одним из множества вариантов.
Софа умолкла и склонила голову. Шарик тоже потух и растаял в воздухе, оставив после себя свежий след и запах озона. Как после хорошей грозы.
Судя по сырости у Софы под носом, следует как минимум ожидать выпадения осадков.
Я поморщился. Ни к чему портить такой личный момент.
Двое с фрески смотрели на нас равнодушно. Я чувствовал, как с каждой секундой нарастает неловкость. Надо бы сказать что-нибудь — утешить, поддержать по-дружески. Но что я скажу? Что сожалею насчет ее матери? Она ж прекрасно поймет, что ни черта я не сожалею, раз только узнал о ее существовании. Ничего хорошего не получится, фальшак один наигранный.
Выручила меня Катерина.
— Пророчество гласит, что однажды на наши земли снова ступят эти двое, — она указала рукой на мозаику, — и своей объединенной силой повернут все вспять. Назад, к былым дням. Когда солнце было желто-оранжевым, луна белой, а небо — голубым. Когда люди не боялись ночи и когда… не было упырей.
Оконцовку фразы она произнесла так тихо, что даже с моим слухом пришлось читать по губам.
Рациональная часть меня сказала бы, что это бред, детские сказочки, которыми пичкают детей и легковерных дурачков. Что никаких пророчеств не существует и не может существовать. Что Нострадамус, самый известный из пророков, на самом деле был врач, а стихи сочинял просто по кайфу. А та слепая бабка из Болгарии вообще никакими дарами не обладала — ее на информснабжении держало местное КГБ, вот и все прозрение.
Но сейчас рациональная часть меня молчала. Силилась что-то сказать, но когда я переводил взгляд с фрески на Софу и обратно, она замолкала как сигнал с буржуазной радиостанции под глушилкой. Даже самый придирчивый театральный худрук не сказал бы, что Софа лжет. Таких умелых актрис не бывает.
Не говоря уже о том, что ты птица не такого высокого полета, чтоб ради тебя схематозы проворачивать.
— ВИКТОР, ПОДНИМИТЕ РУКУ И НАСТАВЬТЕ НА ИЗОБРАЖЕНИЕ.
Все еще пребывая в мыслях, я подчинился… Зеленые лучи пробежались по фреске сверху вниз.
— ХМ. ИНТЕРЕСНО.
Признаюсь честно, такой задумчивости в электронном бубнеже БАСКО я раньше не слыхал. До этого тон у него был один. Едкий и противный, с оттенком собственного превосходства. А тут хоть на человека похож стал.
— Что? — отозвался я.
— ПРОТОТИП «У.Д.А.Р.» (УБИЙСТВЕННЫЙ ДРОБИТЕЛЬ АДСКИХ РЫЛ)…
Я прыснул со смеху.
— Что, блядь?
— ВЫРАЖАЯСЬ СЛОВАМИ СОВЕТСКОГО ПОЭТА-ДИССИДЕНТА ИОСИФА БРОДСКОГО “Я НЕ БЛЯДЬ, А КРАНОВЩИЦА”. ВАШ ОТЕЦ ОБЛАДАЛ НЕДЮЖИННЫМ ЧУВСТВОМ ЮМОРА И СКЛОННОСТЬЮ К СОСТАВЛЕНИЮ АББРЕВИАТУР. ТЕПЕРЬ К ДЕЛУ. ПРОТОТИП «У.Д.А.Р.». БЫЛ СОЗДАН В КАЧЕСТВЕ ЭКСПЕРИМЕНТА ДЛЯ БОРЬБЫ С ПОРОЖДЕНИЯМИ НОЧИ. ПЕРВЫЙ ОПЫТНЫЙ ОБРАЗЕЦ БЫЛ ВЫПУЩЕН НЕЗАДОЛГО ДО ИСЧЕЗНОВЕНИЯ ВАШЕГО ОТЦА. ОДНАКО ДОКУМЕНТАЛЬНЫХ СВИДЕТЕЛЬСТВ ЕГО ИСПЫТАНИЙ НЕ СОХРАНИЛОСЬ.
— Так вот же они, свидетельства эти. — ткнул я пальцем в стену. — Тот, кто художества на стенку выложил, их и запечатлел.
— ВИКТОР, ОТ УРОВНЯ ВАШЕЙ СМЕКАЛКИ МОЙ ПУЛЬС ПОВЫШАЕТСЯ. А ВЕДЬ У МЕНЯ ДАЖЕ НЕТ СЕРДЦА.
— Спасибо.
— НЕ ЗА ЧТО. ПОДЫТОЖУ, СТОИТ ПРЕДПОЛОЖИТЬ, ЧТО ИСПЫТАНИЯ ПРОШЛИ УСПЕШНО. РАЗ КТО-ТО СЧЕЛ ИХ ДОСТОЙНЫМИ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ИЗОБРАЖЕНИЯ,
— Эта хреновина всегда так много и заумно разговаривает? — поинтересовалась Катерина задумчиво.
— Да, — одновременно ответили мы с Софой.
— ЕСЛИ ВАС НЕ УСТРАИВАЕТ МОЯ МАНЕРА РЕЧИ, ОСМЕЛЮСЬ ПРЕДЛОЖИТЬ ДВА ВОЗМОЖНЫХ ВЫХОДА, — занудел БАСКО, — ВЫ МОЖЕТЕ НАПРАВИТЬ ЖАЛОБУ ПРОИЗВОДИТЕЛЮ ПО АДРЕСУ, УКАЗАННОМУ НА ЦЕНТРАЛЬНОМ КОРПУСЕ. ИЛИ ЖЕ ОБРАТИТЬСЯ ЗА УСЛУГАМИ ДРУГОГО АССИСТЕНТА, ЕСЛИ, КОНЕЧНО, СМОЖЕТЕ ЕГО ОТЫСКАТЬ. Я ПОДОЖДУ.
Дамы и господа, друзья и соседи, люди добрые, посмотрите — у нас тут обиженка нарисовалась. Раньше во дворе говорили, что на таких как он, воду возят. Но на БАСКО где сядешь, там и вокзал. Поэтому я вообще решил на него внимания не обращать.
— Что это за парочка?
Катерина неодобрительно покосилась на меня.
— Это вам не парочка… Опытные, волевые, смекалистые. Безжалостные к упырям и милосердные к народу. Старшие говорили, что воинов, подобных им, наш мир еще не видывал и вряд ли когда-нибудь увидит.
Ну конечно. Типичное брюзжание на тему “раньше было лучше”. Тема извечная, на самом деле, потому что рано или поздно любой приходит в точку, из которой трава в прошлом кажется зеленее, ситро