медитация. Чувствовалось, что между нами словно бы уже пролегла трещина расставания.

Спать отправились пораньше, но я всю ночь проворочался. Уснул только под утро. И если бы Матрёна не пришла звать меня на завтрак, проспал бы отъезд друзей.

Завтракали в тишине. Как-то разговор не клеился. Парни пытались бодриться, но от этого было только горше.

После завтрака Кузьма подал сани, запряжённые в тройку, и друзья, наскоро попрощавшись, уехали.

В доме стало как-то одиноко и пусто. Я уже привык к постоянному присутствию Глеба, Данилы Марты и Полины.

Однако скучать и предаваться воспоминаниям было некогда.

Проводив друзей, мы с Мо Сянем, Прасковьей, Матрёной и Егором Каземировичем отправились на нижнее кладбище. Туда, где были похоронены убитые во время нападения слуги.

Туда же потянулись и деревенские.

На кладбище царила тихая скорбь.

Единственное, что я мог сделать — это распространить золотую ци на всех, кто пришёл на кладбище. Не знаю, почему я это сделал. Просто мне это показалось правильным.

Я делился с людьми, пришедшими помянуть погибших, частичкой своей силы. Я надеялся, что так моим людям — и слугам, и деревенским — будет полегче.

Отдав дань уважения и признательности погибшим слугам и деревенским, помянув их добрыми словами, мы все вместе пошли туда, где были захоронены родители и брат с сестрой настоящего Володи Корнева.

И снова тёплые слова признательности и благодарности. И снова я делился золотой ци.

И вот что интересно — это я заметил только в самом конце, когда мы уже возвращались с кладбища, — золотой ци у меня не стало меньше! Наоборот, её прибыло, как будто я, отдавая золотую ци своим людям, на самом деле прикоснулся к мощному источнику, который связан с памятью — памятью рода.

А собственно, почему нет? Сила рода заключается в том числе и в памяти. А может быть и в основном в памяти. Когда мы помним дедов наших, мы сильны. Когда мы помним свои основы, мы сильны. Когда мы помним и чтим заветы предков, мы сильны.

Так что, отдавая родовую золотую ци своим людям и вспоминая погибших, я тем самым активировал родовую память. И это оказалось мощным источником силы не только для меня, но и для всех пришедших.

Отдав дань уважения умершим, мы все, включая и деревенских, отправились в усадьбу на поминальный обед.

Егор Казимирович с Мо Сянем прошли вперёд и встретили людей у барьера.

Со стороны это смотрелось как акт вежливости, но я-то знал, без ключей никто не войдёт на территорию усадьбы.

Управляющий и китаец дождались, когда пройдут все, включая отстающих, и тоже пошли в усадьбу.

В этот раз большой стала не гостиная, а столовая, в которой стояли столы, накрытые для поминального обеда.

Все чинно сели. Все — и домашние слуги, и деревенские жители, и естественно я. Рядом со мной по одну руку было место Егора Казимировича, а по другую — деда Радима.

Первым встал я.

Я не знал, как обратиться к людям. Друзья — не годилось. Товарищи — тем более. Люди — вообще никак.

Но в тот момент, когда я уже поднимался, меня озарило золотым свечением и я сказал:

— Родные мои! Так получилось, что сегодня за столом только те, кто принадлежит роду Корневых. Спасибо вам всем за то, что вы есть, за ваш труд, за вашу память! Враги хотят сломить нас, хотят стереть с лица земли, но у них ничего не выйдет! Плоды зреют, когда приходит их время. И моя месть Волковым дождётся своего времени. Я обещаю, что никто из них не уйдёт от возмездия! Никто! Дайте мне только время. Сейчас же я прошу вас помогать друг другу, поддерживать друг друга, заботиться друг о друге. И давайте помянем тех, кого нет сегодня за нашим столом, но кто есть в наших сердцах!

— Хорошо сказал… — раздалось с разных концов.

А потом:

— Я раньше не верил, что молодой барин сможет даже сам выжить, не то, что защитить нас. А теперь верю, что он отомстит за наших близких.

До меня доносились слова людей, что сидели со мной за одним столом, и я был рад, что тут только свои. Понятно, что не все смогли прийти. Кузьма, например, повёз моих друзей на вокзал. А Тихон сейчас устраивает помощников, которых я ему дал. Может, и в деревне кто-то остался — не смог пойти. Но всё равно, я был рад всем этим людям.

Конечно, мне хотелось бы, чтобы с нами за одним столом сидели и мои друзья, но тут уж как получилось.

И однозначно я был рад, что тут нет кучи незнакомых людей, которые только сплетничать горазды — всех тех разряженных соседей и других приглашённых людей, которые были на моём дне рождения.

Слово взял Егор Казимирович.

— Моя семья… Моя жена и маленькая дочка погибли в тот день, — начал он, и голос его дрогнул. — Но я… — Егор Казимирович поднял вверх кулак, и он заискрился электрическими разрядами. — Клянусь своей памятью и своей силой, что помогу Владимиру Дмитриевичу отомстить за наших близких! Пусть наши предки станут свидетелями моей клятвы!

Я в первый момент, когда мой управляющий продемонстрировал свою силу, растерялся, но посмотрев на лица сидящих за столом, понял, что они все давно знают об этом и хранят тайну своего брата. Брата пусть не по крови, но по духу. Брата по принадлежности к роду Корневых.

— Мы тоже поможем Владимиру Дмитриевичу! Говорите, что делать! — снова раздалось над поминальным столом. — Пусть наши предки станут свидетелями…

Дед Радим, наклонившись ко мне, негромко спросил:

— Что, Владимир Дмитриевич, не ожидали такой силы?

Не дожидаясь моего ответа, дед Радим встал и поднял руку, призывая всех к тишине.

Люди тут же зашукали на тех, кто ещё разговаривал.

Очень быстро восстановилась полная тишина.

— Только сохранив единство и веру друг в друга, мы сможем пережить невзгоды и прийти к процветанию! — сказал дед Радим.

— Так и есть, — закивали люди.

И дед Радим снова поднял руку.

— Послезавтра молодой барин начнёт учиться в академии. Его противниками станут отпрыски из великих и богатых родов. Причём подавляющее большинство из них хоть и официальные наследники, но им не нужно пока вступать в наследство и они могут позволить себе долгое обучение, а их семьи могут им это обучение оплатить. У Владимира Дмитриевича такой возможности нет. Ему нужно как можно быстрее сдать выпускной экзамен и вступить в наследство.

— Да, трудно ему будет, — закачали головами люди.

— Единственное, чем мы можем помочь, — возвысил