Разлив по чашкам кофе, Игорь уселся напротив:

– Слушайте, а мне-то рассказать подробно можете? Или ясчитаюсь недостаточно близким родственником?

– Нет тут никаких секретов, – сказала Даша. –Вот только я, уж простите, рассчитывала на родителей, хотела порасспросить… Авы-то, видимо, с ней виделись раз в год?

– Если не реже. Батя переехал в Томск, когда мне шелпятый, а Ритки и в проекте не было. Да все равно ведь – родня. Симпатичнаяросла пацанка. Только с ветерочком в голове, такое мое впечатление. Училасьпрекрасно, готовилась поступать – а все равно с ветерочком… Или это в моистарые годы так кажется, или профессиональный рефлекс…

– А вы, простите, как на хлеб зарабатываете?

– «Ахерон». Частное сыскное и охранное. Служил вдесанте, потом поступил было на иняз, предки дожали, да через год как-товынесло на эту контору… Ничего, прижился. Заведение приличное.

– Ну, как ни цинично звучит, это и лучше, –сказала Даша. – Изнаночки навидались…

Она рассказала все основное, кратенько, без особых красот. Озаведении, где Риточка подрабатывала, не умолчала, но про фаршированнуюпудреницу, само собой, не проболталась, она и родителям не стала бырассказывать.

Кузен слушал, набычившись. Когда понял, что Даша закончила,закурил, помолчал, глядя на стену, выложенную пестрыми кафельными плитками вколерах хохломских ложек. Спросил угрюмо:

– А клиента вычислили? Вот бы кого подержать закислород…

– Не надо, – мягко сказала Даша. – Всепрекрасно понимаю, но знаю я вас, частных сыскарей – что есть сил коллегам изштатовских романов подражаете…

– Все-таки сестренка, хоть и двоюродная. А родители таки не знают ничего…

– Не надо, – повторила Даша. – Тут, Игорь,работает маньяк, а уж его-то вы в чужом миллионном городе ни за что ненащупаете. Так что езжайте домой, ничего лучшего и придумать невозможно…

…Городская травматология, как и вся знаменитаятысячекоечная, пахла болезнями и болью, пропитавшими огромное угрюмое зданиебез малейших архитектурных излишеств – прямо-таки на молекулярном уровне. Изамечали этот запашок, печальную ауру, как это обычно бывает, те, кто угодилсюда впервые в жизни, оказавшись постояльцем казенной койки, либо навещаятакового. Те, кто здесь работал, подобно самому зданию, пропитались неизбежнойдозой профессиональной холодности. Даша к ним примыкала – у нее с «тыщей» связьбыла давняя и довольно однообразная. Пару раз в месяц, а то и чаще, снималаздесь показания, трижды навещала своих (одно ножевое ранение, одно пулевое иодна язва от нервной работы), а в четвертый раз была одной из тех, кто несгроб. И, наконец, в девяносто третьем две недели маялась на третьем этаже вобщей палате, под видом малость порезанной ревнивым любовником легкомысленнойкрасотки – случалось такое внедрение… Из-за всего этого здешние ходы и выходыДаша знала прекрасно – и потому уверенно проскочила мимо склочной дежурной,моментально свернув на известную одним медикам лестницу, поднялась на второйэтаж, к двери, которую за выпадавшие перед ней часы ожиданий успела изучить домельчайших трещинок и пятен.

Сейчас, слава богу, не было причины ждать. Она с ходу прошлав кабинет и, узрев хозяина в одиночестве, с порога спросила громко:

– Жора, веселые новости есть?

– Падай. Чаю хочешь?

Жора Строев, амбал с толстыми, как сардельки, пальцами(которыми он неведомым чудом ухитрялся проводить ювелирнейшие операции),сотрудничал с уголовкой в лице Даши настолько давно, что даже перестал бить кней клинья вопреки своей пылкой натуре, опалявшей сердечным жаром каждую вторуюсмазливую медсестру, не говоря уж о каждой первой. Он, конечно, не был стукачом– просто квалифицированно штопал тех, кого Даша выслушивала и допрашивала.

– Ну? – спросила Даша, отхлебнув темно-багровогочая.

Жора одернул несвежий после десятичасового дежурства халат изагадочно изрек:

– Вроде бы да, вроде бы нет…

– Ты попонятнее, – сказала Даша. – Неразбираю я вашей латыни…

– Крутит он что-то, ваш дырявый.

– Конкретно, как?

– Да понимаешь, Дарья… Я у него сам копался в ливере.Мужик исключительно крепкий, а дырки не столь уж опасные, одна так – и вообщерикошет, пробила пузо и на этом тут же успокоилась, органы не тронула. Втораяоказалась в кишке, а поскольку он утром не ел, кишка была пустая. В общем, я заодиннадцать лет мясницкой работы всякого навидался, и у меня стойкоевпечатление, что вторая пуля перед вторжением в брюхо пробила дверцу машины,убойную силу потеряла… Клиенты с такими дырками, оклемавшись от наркоза, обычноуже через сутки рвутся сами ходить в сортир и шлепать санитарку по попке. А онлежит, как мумия фараона Рамзеса или кого аналогичного. И притворяется, будто унего сотрясение мозга.

– Не могло быть сотрясения, – сказала Даша. –Сидел в тачке, там и получил пулю. Только она не дверцу прошила, а руку рядомсидящего, ну да один черт… Думаешь, злостно симулирует?

– Думаю. У меня и такие бывали – из ваших клиентов,понятно. Притворяется умирающим – а сам стрижет ушками и мотает на ус. Так чтоя сидел и терзался – искать тебя через контору или подождать до завтра. А тысама вот нагрянула…

– Так в чем загвоздка?

– Да в том, что светило Прилуцкий искренне ему верит иполагает, что пациент скорее мертв, чем жив. И хотя я практик, а он нет – онначальник, а я нет… Смекаешь деликатность мизансцены? Сегодня тот супермен изРУОП торчал у палаты часа три – но потом подплыл Прилуцкий, весь в благородныхсединах и золотых очках, объявил с привлечением чеканной латыни, что пациентеще долго пробудет в состоянии грогги. Супермен со всем пиететом выслушал геррпрофессора, поскучнел лицом и отбыл. А я опять зашел к болящему, и – клянусьтебе клятвой Гиппократа – ушки у него вновь на макушке, ресницы трепещут, как увзволнованной гимназистки, окружающую действительность воспринимает вовсю…Супермен мне настрого наказал при любых подвижках ситуации брякать в первуюочередь именно им, но у него – фигура жизнерадостной гориллы, а у тебя –жизнерадостной газели…

– Стоп, – сказала Даша. – Сейчас десять минутодиннадцатого, твое светило уже давно дома…

– А я к чему клоню? Мордовороты тебя пропустят?

– Конечно, – сказала Даша. – Сколько их там?

– Было с полдюжины, осталось трое – двое в коридоре,один в вестибюле.

– Халат есть?

– Вон, в шкафу, справа. Был один чистый…

– Прилуцкий тебя не сожрет потом?