Глубоко вдохнув, я создал светящуюся сферу и мягко направил ее в центр круга. Закрепив на лбу фонарик, я открыл блокнот и принялся читать заклинание. Оригинальная версия помещалась на четырех страницах манускрипта, но Найтингейл сказал, что ее можно малость сократить.

— Николас Уоллпенни, — воззвал я, — услышь меня, прими мои дары, явись и говори со мной.

И Николас появился — как обычно, нервно озираясь вокруг.

— Я с самого первого взгляда понял, что вы не такой, как все, — заявил он. — Ваш наставник — где он?

— Там, — ответил я, — за воротами.

— Вот пусть там и остается. А я был прав насчет убийцы, верно ведь?

— Мы подозреваем, что убийца — дух Пульчинеллы.

— Кто? — переспросил Николас. — Мистер Панч? По-моему, вы, сэр, пьяны. Так сказать, слегка перебрали.

— А прошлой ночью вы просили меня о помощи, — напомнил я.

— Кто, я просил? Но тогда получается, что я проходимец и шептун, а никто еще не говорил, что Николас Уоллпенни прячется за чьей-то спиной, чтобы не попасться карателям.

Сказав это, он многозначительно посмотрел на меня. «Шептун» — это осведомитель по-старому, а карателями опять же в прежние времена назывались люди, преследовавшие «шептунов», — соответственно, за шпионаж.

— Это хорошо, — осторожно ответил я. — Скажите, как вам там… в мире ином?

— Нормально, — ответил Николас, — грех жаловаться. Только вот народу теперь маловато. Это же церковь актеров, тут всегда по вечерам были представления. Но сейчас даже один знаменитый артист приехал к нам на гастроли, учит нас мастерству. Великий Генри Пайк, тот самый, его ни с кем не спутаешь. Из-за своего длинного носа он особенно нравится дамам.

Я смотрел на Николаса, и мне очень не нравилось, как тот выглядит. Он явно был обеспокоен и нервничал, его бы непременно прошиб пот, если бы только он еще мог потеть. Я решил было оставить его в покое, но суровая правда состоит в том, что осведомители — живые или мертвые — должны, когда надо, работать.

— А этот Генри Пайк… он много представлений планирует устроить?

— Знаете, проще сказать, что он решил купить театр, — заявил Николас.

— Звучит неплохо, — сказал я. — Как вы думаете, у меня есть шансы попасть хоть на один спектакль?

— Ох, констебль, я бы на вашем месте не лез так рьяно на рожон, — сказал Николас. — Мистер Пайк, он иногда бывает неожиданно суров со своими партнерами по сцене — а у него, осмелюсь сказать, есть для вас роль.

— И тем не менее мне бы очень хотелось увидеть…

Договорить я не успел. Николас Уоллпенни внезапно исчез.

Пентаграмма была пуста — только мой магический шар все так же светился в центре. Не успев погасить его, я ощутил, как что-то хватает меня за голову и тянет внутрь круга. Я запаниковал, забился, пытаясь вырваться. Найтингейл несколько раз подчеркнул, что границы пентаграммы пересекать ни в коем случае нельзя, — и я вовсе не горел желанием узнать, почему. Я резко дернул головой, отшатнулся назад, но земля под ногами была слишком мягкой — нельзя было упереться. Что-то продолжало тащить меня вперед, к пентаграмме. А потом я увидел — в самом ее центре, прямо под моим световым шаром, в земле раскрылась темная яма, похожая на огромный ввалившийся рот. Обнажились корни растений, и черви отчаянно извивались, стремясь ввинтиться в рыхлую землю ее стенок. Открылся песчаный слой почвы, под ним, еле заметная в кромешной тьме, проступила глина.

Я был уже почти на самом краю, когда вдруг понял — что бы ни тянуло меня в эту яму, оно действует через мои собственные чары, подпитываясь их силой. Попытался погасить шар, но он не поддался — только ярче засиял, внезапно приняв странный желтоватый оттенок. Я так сильно кренил назад, что практически лег параллельно земле. Однако меня все равно тащило вперед, и каблуки моих ботинок вспахивали мягкую поверхность.

Услышав вопль Найтингейла, я обернулся. Наставник бежал ко мне со всех ног. Я с ужасом понял, что он не успеет. В отчаянии я сделал то единственное, что еще мог сделать. Когда тебя затягивает в преисподнюю, трудно сосредоточиться, но я заставил себя глубоко вдохнуть и создать нужную форму. И световой шар вдруг вспыхнул огненно-алым. Я создал в своем сознании образ, надеясь с его помощью активировать импульс, — но не мог понять, получается у меня или нет.

Мои ноги пересекли границу пентаграммы. Я тут же ощутил чье-то жадное предвкушение насилия, лютую ярость. Меня накрыло волной невыносимого, жгучего стыда. Я почувствовал чужое жуткое унижение и отчаянную жажду мести.

Сдвинув огненный шар примерно на полметра, я отпустил его.

Звук оказался неожиданно тихим и напомнил стук тяжелого словаря, когда его роняют на пол. А потом земля подо мной поднялась на дыбы и сбила меня с ног. Я отлетел назад, упал спиной на вишневое деревце. Краем глаза успел увидеть столб земли, рванувшийся, как тяжелый товарный поезд в тоннеле только вертикально вверх. Потом я свалился под дерево, и в тот же миг земляной столб, рассыпавшись, рухнул обратно.

Найтингейл ухватил меня за воротник и потащил прочь. Мы бежали, а на головы нам градом сыпалась земля вперемешку с вишневым цветом. Довольно объемистый кусок почвы свалился аккурат мне на макушку и рассыпался от удара, песок и соринки тонкой струйкой потекли за воротник.

Было тихо. Лишь где-то далеко шумела дорога, а немного ближе пищала сигнализация на чьем-то автомобиле. Мы остановились на пару минут перевести дыхание и заодно проследить — вдруг это еще не все.

— А знаете, — проговорил я, — у нас теперь есть его имя.

— Вам, черт побери, невероятно повезло, что у вас все еще есть голова, — проворчал Найтингейл. — И что же это за имя?

— Генри Пайк, — сообщил я.

— Впервые слышу.

Мой налобный фонарик, естественно, приказал долго жить, в связи с чем Найтингейл рискнул зажечь световой шар. Там, где в земле разверзлась яма, теперь осталась лишь неглубокая впадина диаметром метра три, формой напоминающая блюдце. Верхний слой дерна был буквально уничтожен, вырванная с корнем трава смешалась, будто в блендере, со стертой в порошок почвой. Почти у себя под ногой я заметил нечто округлое, грязно-белое. Это оказался череп. Я наклонился и поднял его.

— Николас, это вы? — вопросил я.

— Питер, оставьте его, — сказал Найтингейл. — Вы и понятия не имеете, где он лежал. — Критическим взглядом окинув развороченную лужайку, он добавил: — Настоятель вряд ли скажет нам за это спасибо.

Я положил череп обратно, как было велено, и в этот момент заметил в земле что-то еще. Это был оловянный нагрудный значок — танцующий скелет, который, как я помнил, «носил» Николас. Очевидно, он был похоронен вместе с этим значком.

— Мы же сказали, что собираемся задержать банду хулиганов.

Я поднял значок и ощутил едва уловимые запахи табачного дыма, пива и лошадей.