Вышел из машины, вглядываясь в окна. Никогда не думал, что буду так радоваться свету в окне. В принципе разницы нет, будь там хоть кромешная темень, все равно поднимусь.

Поднялся, позвонил и стал ждать. Как-то не так в моей башке выглядел этот момент. Не сразу, но ведь должна открыть! Нет, не на того напала, третий раз нажимаю на звонок и держу, не отрывая пальца. Нравится, не нравится, но все равно откроешь! Наконец на мое действие я получил характерный щелчок замка и как следствие распахнутую дверь. Ну и удивленную Лену, снимающую наушники, а затем и огромные перчатки желтого цвета.

— Вадим, ты камикадзе? — чуть улыбаясь произносит она, убирая выпавшую прядь волос за ухо.

— Да, я смертник, который должен погибнуть исключительно от твоих рук, ну а точнее ног. Для симметрии в следующий раз ударь в другую сторону.

— Следующий раз?

— Так точно, — прохожу внутрь квартиры, не интересуясь Лениным мнением на этот счет, и принимаюсь снимать с себя верхнюю одежду. — Раздумывала открыть или нет?

— Нет. Я не слышала, в наушниках была, унитаз мыла.

— Унитаз? В двенадцать ночи?

— Ага. Я люблю убирать, особенно мыть унитаз, чтобы он блестел. И ванну люблю мыть. В общем, люблю все драить. Вадим, — уже серьезным голосом начинает она. — Это все…

— Тихо, Лена. Ты интересный собеседник, но сейчас ты ляпнешь какую-нибудь херню. Не надо. Я видел камеры, как и то, что у тебя не просто стянули сумочку. Я был у твоей подружки и в общих чертах знаю, что произошло шесть-семь лет назад, точнее догадываюсь. Но своей глухой обороной ты не поможешь ни мне, ни себе. Не проще ли сесть и рассказать все как есть? Зачем вообще было скрывать то, что случилось в подъезде? Проще сбегать, накручивать себя и надраивать унитазы? — судя по Лениному лицу, кажется, я переборщил.

— Я тебя просила ничего не рыть на меня! Мало того, ты еще и у Стеши был! Ты…

— Да я вообще отвратительнейший гад, интересующийся жизнью будущей жены. Гореть мне в аду за это!

— Уходи, — бросает Лена и, скрестив руки на груди, идет в гостиную.

— Разбежался, — иду за ней и останавливаюсь уже напротив сидящей на диване Лены. В голове куча чертовых мыслей, а что сказать, чтобы в очередной раз не вызвать агрессию и негатив? Где, блин, этому учат?

Наклоняюсь на корточки, кладу руки на Ленины колени, та не херачит рукой в ответ и на том спасибо.

— Я понимаю, что тебе неприятно говорить о случившемся, но по-другому никак, понимаешь? Я не умею читать мысли. Лен?

— Что?

— Что тебе сказал сегодняшний визитер в подъезде? Ты его знаешь?

— Не знаю. Передал привет из прошлого и сказал, что все повторится, — небрежно бросает она.

— Что все? Тебя когда-то держали взаперти конкуренты твоего отца. И что тебе сделали? — чувствую себя дебилом, потому что осознаю, как убого слышатся мои слова.

— Ничего.

— Лен… я понимаю, что женщинам неприятно говорить о насилии, но это уже случилось. А мне нужно знать…да хотя бы как вести себя с тобой. Я же ничего не знаю и в голову тебе залезть не могу.

— Меня никто не насиловал, — резко произносит она, тяжело дыша.

— Лен… это никак не изменит моего отношения к тебе. Мне просто надо знать.

— Я сказала, меня никто не насиловал!

— Хорошо. Никто, так никто, — даже я осознаю, как фальшиво звучат мои слова. И ведь самое удивительное то, с какой уверенностью говорит сама Лена. Даже я, черт возьми, на секунды поверил в ее «установленную правду».

— Не вижу ничего хорошего, — все так же резко и грубо бросает она.

— В каком смысле? — поднимаю взгляд на ее лицо.

— В прямом. Лучше бы меня изнасиловали. Так было бы значительно проще, — вот теперь мой мозг сломался окончательно.

— Лучше? Ты что вообще такое говоришь?

— Да, Вадим! Лучше быть единожды изнасилованной, кем угодно и переживать о случившемся не один год, чем лежать голой и прикованной к кровати с кляпом во рту не пойми сколько дней и ждать! Ждать! Ждать, пока кто-то об тебя потрется, схватит за шею, придушит и будет говорить, говорить и снова говорить такое, от чего обмочится даже самый крутой на свете мужик. А потом играть ножиком, делая надрезы по самым чувствительным местам. Так что да, лучше бы меня просто изнасиловал какой-нибудь урод, чем ждать и надеяться поскорее сдохнуть.

— Лен…

— Вадим, у меня действительно проблемы с головой. До сегодняшнего инцидента в подъезде все было сносно, но как видишь, память нехорошая штука. Какая-то минута и мозг сработал…да, вот так он и сработал, — разводит руками, закусывая губу. — Еще час назад мне казалось, что я себе все придумала, что меня никто не зажимал в подъезде и просто украли сумочку. Я думала, что я действительно сошла с ума. Спасибо, что это не так. Но это не отменяет того факта, что я… не очень нормальная, Вадим. Я терпеть не могу мужчин, меня от них тошнит во всех смыслах этого слова. За день до знакомства с тобой я извергла на мужчину, с которым у меня было свидание, содержимое своего желудка. И это не шутка.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ты знаешь, я тоже не люблю мужиков, у нас с тобой еще одна общая черта.

— Не смешно, Вадим.

— А я и не смеюсь, — приподнимаюсь с колен и сажусь около Лены, сжав ее ладонь. — Посмотри на меня.

— Что? — нехотя поворачивает в мою сторону голову.

— Завтра я узнаю кто это был. Точнее, кто нанял этого парня. Мы во всем разберемся. Все, что случилось сегодня и раньше, никак не поменяет моих планов. У нас все будет так, как я говорил ранее. Все наладится, Лен. Я тебя мигом приведу в чувства. Завтра, пока я буду во всем разбираться, я оставлю тебя со своей матерью. Поиспражняешься с ней в словесном поносе. Вот тебе крест даю, что ты забудешь о сегодняшнем случае.

— Поиспражняюсь с твоей матерью?

— Ну поупражняешься. Не лебези перед ней, что хочешь, то и ляпай. Расслабься, никто тебя больше не тронет. Я тебе обещаю.

— Кайф, Вадим, — впервые за сегодняшний вечер Лена начинает откровенно смеяться. — У меня нет слов.

— Ну и правильно, прибереги их для моей матушки. И чтобы окончательно закрыть вопрос с твоим прошлым…