Конечно, Живан хорошо понимал, насколько сложно будет ему удержать занятую позицию. Опыт воя говорил, что атакующих должно быть только в три раза больше, чем обороняющихся, и тогда они уже будут иметь небольшое преимущество. Свеев было больше не в три, а в двенадцать раз. Следовательно, преимущество их было подавляющим при любой позиции, занимаемой славянами. Но у свеев не было такого мощного оружия, как стрельцы с их луками и с умением стрелять предельно быстро. И это во многом должно было помочь Живану продержаться долго, хотя окончательного результата такого сражения предугадать не мог никто. Видимо, после того, как возможности обороны будут исчерпаны, придется отступать по берегу, нанося противнику максимальный урон. А там уже Овсень с Большакой что-нибудь предпримут, как и обещали. Живан привык всегда полагаться на своего сотника, и пока, за много лет, что воюют они плечом к плечу и щитом к щиту, Овсень не подводил ни разу. Бывало всем трудно, но справлялись, и из самых, казалось бы, безвыходных положений умудрялись выйти. Не должно было и сейчас произойти непоправимого, потому что мужество и желание помочь другому всегда умеют преодолеть все трудности и самые смертельные опасности.

— Камней надо натаскать! — отдал приказ десятник. — Несколько куч. Полезут, будем камнями сбивать. Но только тихо носите, чтобы нас не услышали. И раньше времени камни не ронять.

Закипела работа. Уж чего-чего, а камней рядом хватало. И несколько горок выросли быстро, камни были размером от кулака до человеческой головы и лежали, готовые к тому, чтобы стать мощным оружием, способным сбить с крутого склона самого крепкого на ногах противника.

Что задумал на берегу сотник Овсень, Живан понял не сразу, хотя издали и видел какие-то приготовления в своем лагере. Видели их и свеи, которым снизу смотреть было еще хуже, чем сверху, и они тем более не поняли, что происходит возле ладей. А ясность пришла только вместе с горящими стрелами. Никто, даже сам Живан, предположить не мог, что есть на свете стрелок, способный с такого расстояния попасть в драккар горящей стрелой. Не летают стрелы так далеко. Даже арбалетные болты так далеко не летают, считали шведы. Но стрела, пущенная сложным славянским луком, полетела. И не просто полетела, а полетела точно туда, куда ее лук, рука и глаз стрельца направили.

Уже первая горящая стрела попала в поднятый на рею парус, и парус сразу засветился огоньком, быстро распространяющимся по плотному льняному полотнищу, сильно промасленному, чтобы не намокал, и хорошо просушенному на ветрах разных морей. А стрелы летели одна за другой, и каждая находила себе цель и поджигала драккары. Свеи осознали опасность сразу, полезли на мачты, пытаясь сбить пламя, но это удалось только на последнем драккаре из загоревшихся, где, глядя на соседей, хватились вовремя и успели найти не промасленный полог, которым можно было накрыть пламя. На остальных было уже поздно что-то предпринимать, и несколько человек, обжегшись, даже свалились с реи кто в лодку, кто в воду. Однако последний драккар не спас сбитый огонь, потому что пламя с соседнего, стоящего так, что паруса почти касались один другого, скоро перекинулось дальше, превращая все шесть драккаров в единый большой костер, сильно похожий на костер погребальный.

Когда перегорели канаты такелажа и первая рея вместе с горящим парусом рухнула в лодку, Живан решил, что пришел его час. Свеи вот-вот могли сообразить, что к чему, и попытаться высадиться на берег. А уничтожить как можно больше врагов до этого — значит облегчить себе жизнь чуть позже. И даже спасти чьи-то жизни. Преимущество первого удара всегда играет важную роль в дальнейшем, тем более при значительном численном преимуществе противника.

— Стреляй! — раздалась резкая и злая команда. — Пусть помнят Куделькин острог. За всех родных наших! Стреляй!..

И сам поднял лук и выпустил одну за другой три стрелы, две из которых нашли цели, а третья воткнулась в мачту перед носом какого-то свейского воина, заставила того отпрянуть и сбить с ног двоих других, спешащих следом.

Команда драккара, на котором упал горящий парус, пыталась сбросить рею за борт, но почти пять десятков стрел, пущенных одновременно, прекратили первую же попытку, сразу существенно проредив ряды противника. Но главное, что попытка потушить пожар и не дать огню распространиться была сорвана, и сорвана вовремя. А на борту было слишком много просмоленных или просто промасленных предметов, начиная с канатов и запасных парусов, кончая швами в корпусе, которые вместо ремонта часто просто накрывались тряпкой и заливались смолой, чтобы не текли. Драккар запылал быстро обоими бортами, и огонь сразу же перебросился на другие драккары, где тоже уже бушевал пожар, и начали падать реи с парусами. Таким образом, пламя не разделилось на шесть отдельных участков, а существовало единым костром. Но с этим свеи сразу начали бороться, отталкивая суда одно от другого. Однако было уже поздно, да и места в проливе было слишком мало, чтобы лодки могли отдалиться одна от другой на достаточную дистанцию. Кроме того, уже само пламя не позволяло что-то сделать, бросаясь воинам в лица, цепляясь за волосы и бороды, больно хватая за руки. А броня в борьбе с огнем не только не спасала, но мешала.

— Выборочно стрелять, — дал новую команду десятник. — Прицельно. Беречь стрелы.

Если в атаке на воинов трех свейских драккаров на берегу Ладоги-моря славянам помогло то, что свеи не успели надеть доспехи, то здесь помогало противоположное — свеи в доспехах боялись прыгать в пролив, и только падали туда, шарахаясь или от огня, или от стрел, что сыпались и сыпались сверху. Однако проплыть сорок локтей до берега в доспехах, естественно, никто не сумел. Но один из горящих драккаров второго ряда умудрился, благодаря своему умелому кормчему, в этой тесноте слегка развернуться и приблизить носового дракона к береговой скале. И сразу свеи устремились от огня к спасительным камням, не подверженным, как известно, горению. Но славянские стрелы били точно и выборочно, и лишь несколько человек смогли прорваться и спрятаться за камнями, где пламя не доставало их, точно так же, как и стрелы.

Однако и на других драккарах, несмотря на огонь, бушующий среди бортов, быстро сумели увидеть путь к спасению и попытались развернуться носом к берегу, причем к берегу единственному, на котором можно было бы найти спасение, потому что второй представлял собой высокую монолитную каменную скалу, на которую невозможно было взобраться без спущенной сверху веревки, а человека, который спустит эту веревку, не нашлось. Но на единственный способный принести спасение берег свеи рвались отчаянно. И только славянские лучники и стрельцы не давали пробиться к этому спасению, которое было, казалось, так близко, что можно было бы до него рукой дотронуться. Однако, невзирая на стрелы, прикрываясь щитами, свеи все же стремились к берегу, перешагивая через трупы своих же товарищей, уже тоже тронутые огнем, и даже наступая на убитых и раненых. Тяжелые свейские щиты выдерживали стрелы простых луков и сами становились колючими, похожими на страшное животное, на какого-то гигантского ежа, потому что стрел в них торчало уже множество, и только в том случае, если стрелял стрелец из своего лука, щит защитить уже не мог, и воин падал, сраженный. Но из-за спины сраженного, цепляясь ногами за застрявшие в упавшем щите стрелы, наступая прямо на окровавленное лицо убитого, лезли новые воины. И там, на берегу, прорвавшиеся сначала прятались от стрел за камнями, собирались в группы, и только посмотрев по сторонам, где сидели другие такие же группы, начинали чувствовать свою силу. Это прекратило начавшуюся уже было панику. Оставалось ждать, когда на скалу переберутся все, кто сможет перебраться. И тогда уже можно было начинать собственные обдуманные действия.