Ансгару опять пришлось вести дровосеков к лесу, чтобы показать, где рубить самые подходящие для костра деревца, давно высохшие после какой-то болезни. Шаман Смеян осматривал раненых в бою и делал перевязки. Раненых оказалось не менее трех десятков, в основном из отряда десятника Живана, хотя тяжелые ранения получили только двое, и один из них умер до того, как его принесли в лагерь. По просьбе Смеяна сотник Овсень опять достал с груди мешочек с Алатырь-камнем и прочитал над вторым раненым заговор. Заговор снова сработал, рубленая рана плеча почти закрылась, кровотечение прекратилось, и вой уснул. Но из строя он выбыл наверняка надолго.

Большака как знаток всех языков близлежащих и не очень близко лежащих земель допрашивал семерых раненых свеев, попавших в плен. Вообще-то пленных специально для допроса брать никто не собирался, и потому в бою их били, не жалея, и сталкивали с обрыва в воду, из которой они выплыть уже не могли. Но раненых специально таскать к воде никто не пытался. Однако не поленились принести их в свой лагерь. Пленным не дали возможности общаться друг с другом, чтобы они не сговорились, и тем не менее говорили они одно и то же, хотя знали не слишком много. Основным аргументом, помогающим развязывать языки, было обещание похоронить несговорчивых в приливной полосе. Такое страшное наказание, считающееся более тяжелым, чем сожжение живьем на костре, и заставляло пленников быть более откровенными.

Пока еще не допрашивали ярла, но он только недавно пришел в сознание после знакомства с обухом топора сотника и еще не все ясно соображал. Но с ним хотел побеседовать сам Овсень, и потому руянский сотник к ярлу пока не подступал.

Большака, закончив допрос раненых, дождался возвращения Ансгара, обратив внимание на то, что все вои, посланные с ним, несли по вязанке дров для костров. Ансгар же не нес ничего, кроме своего драгоценного меча. Наверное, конунгу не полагается заниматься трудом простых воев, но раньше, вдалеке от родных стен, юноша казался почти равным среди всех и никакой работой не брезговал. Но, чем ближе юноша приближался к собственному дому, тем, похоже, тяжелее давил на него титул конунга.

Теперь, когда конунг вернулся, осталось дождаться, когда Овсень закончит возиться с раненым. Впрочем, Овсень уже закончил заговор, отдал приказание соорудить для уснувшего раненого шалаш, и руянец подозвал к себе сотника с конунгом для обсуждения некоторых вопросов.

— Еще последнее дело, — сказал Овсень, жестом прося подождать его, отыскал взглядом Хаствита и подозвал его к себе. Дварф торопливо подошел. Видимо, ждал этого приглашения.

Что говорил сотник нелюдю, вернувшемуся на родину, было неизвестно, но говорил он долго и объяснял, в такт словам помахивая рукой. Хаствит сосредоточенно слушал и кивал в такт тем же словам. После этого Овсень вытащил из седельного кармана своего лося сверток, который перед отправлением ладей, как видел Ансгар, принес на причал посыльный от кузнеца Даляты. Дварф сверток взял, пожал Овсеню руку, забросил за плечи свой вещевой мешок и тут же отправился куда-то пешком. В сторону от лагеря и явно в дорогу не близкую. И не попрощался ни с кем, кроме Овсеня, даже с Ансгаром, стараниями которого по большому счету он на родину и вернулся. Это юного конунга неприятно задело, но расстраиваться из-за невежливости и неблагодарности какого-то дварфа не хотелось. Тем более что настроение не только после удачного боя, сильно ослабившего силы Дома Синего Ворона, но вообще от приближения к собственному дому было приподнятое.

Овсень подошел.

— Поговорил я с пленными… — сообщил Большака. — Сами они знают мало, про нашего малыша Извечу вообще ничего не слышали, но, согласно догадкам, послал их сюда Гунналуг, колдун Дома Синего Ворона. Он сейчас, в отсутствие старшего ярла Дома, уплывшего куда-то в дальние края на закат, всем у Воронов заправляет. Вчера поздно вечером, почти ночью, в имение Воронов прибыл урманский ярл Торольф Одноглазый. Прибыл вместе с колдуном, который долго отсутствовал. Колдун казался больным, но дома оправился быстро. Торольф в имении не задержался, сразу уехал, но уже утром снова навестил Гунналуга. Одноглазый пробыл в гостях несколько часов, потом уехал в сторону Ослофьорда. При нем был пленник, которого водили на разговор к колдуну. Под охраной, но руки не связаны. Относились к пленнику с уважением и не унижали. Как зовут пленника, наши свеи не знают и вообще его не видели, только слышали разговоры. Те, кто видел, убиты или утонули… Отправив шесть драккаров сюда, сам колдун уехал в свою каменную башню, что стоит на холме недалеко от имения.

— Один пленник был или много пленников? — переспросил Ансгар.

— Говорят про одного…

— А где же остальные? Не успел же он их продать… — Овсень слегка забеспокоился.

— У Торольфа имение за Ослофьордом, — объяснил Ансгар. — Пленники могут быть там… Только зачем он возил одного к Гунналугу, и кто это такой, что за пленник? Это меня сейчас больше всего волнует… В Куделькином остроге он мужчин захватывал?

— Нет. Только женщин и детей.

— Тогда кто это?

— Думаешь про дядю?

— Думаю… Как не думать…

— Как они могли обогнать нас? Мы очень спешили, а ладьи быстроходнее драккаров.

— По суше, через Швецию. Если там есть поддержка местных ярлов, то проблем у них не было. У Торольфа есть поддержка. А если они ехали с Гунналугом, то вообще проблем быть не может. По времени это почти равнозначно морскому пути и, может быть, даже быстрее, если не жалеть коней. А кто будет жалеть коней, если дело важное.

— Ты забыл, — заметил Овсень. — Торольф с Гунналугом приплыли в восходные земли Норвегии и оттуда двигались сухопутным путем.

— Да, конечно, но и люди Торольфа имели возможность пользоваться его связями и доставить дядю, если это он, сюда, и Гунналуг своими связями мог помочь.

— Все может быть. Сейчас гадать бесполезно, — согласился Большака. — Есть еще один тип, который должен знать больше. Этот обязан знать больше, в том числе и про Извечу. Только мне его физиономия не нравится. Очень уж упрямая и заносчивая. Интересно, шлем у ярла крепкий? Если после топора я кулаком приложусь.

— Вот уж не надо, — попросил Овсень. — Топор он выдержал, а твой кулак выдержит мало кто… Он топора, думаю, потяжелее будет. Я лучше так попробую договориться.

— Ну-ну, попробуй. Язык он, помнится, знает, если только твой топор эти знания из его головы не выбил.

Сотник встал и отыскал глазами своего пленника.

Встал и Ансгар, как не менее заинтересованное лицо, желающее принять участие в допросе. Но, сделав к пленнику несколько шагов, юный конунг не вытерпел и спросил все же, словно бы ненароком:

— Куда это ты Хаствита отправил?

— Мы сейчас рядом с домом его родни. Дом на самой границе между Швецией и Норвегией. Пусть навестит родных, узнает про свою семью. Много лет ни он о них ничего не знал, ни они о нем… Хаствит обещал завтра в твоем имении присоединиться к нам.

— Он тебе сам все про родню рассказал? — съязвил Ансгар.