рукой хозяин таверны и принялся крутить заржавелый вентиль бочки, чтобы сцедить в кружку напиток.

Запах кислятины аппетита не вызвал, но Лен не был против. Примостившись за грязный стол, он открыл дорожную сумку. Чернила, перо, бумага. Обмакнув перо, он вывел:

«Эсплуар не прибывал в порт. Касательно его пассажиров…»

На секунду он замешкался. Стоит ли писать, что они скорее всего мертвы?

— Эй ты. — Отвлек его от мыслей грубый голос.

Не спрашивая разрешения, за его стол сел посетитель — бугай на голову выше Лена и вдвое шире в обхват.

— Чем обязан, товаг’ищ? — Поинтересовался Лен, делая перерыв на заточку пера.

— Товарищ, говоришь. Хорошее слово. Раз мы товарищи, то поделись деньгами. По товарищески. У тебя их сильно много, как я вижу.

— Да, денег немало. — Согласился Лен и бросил взгляд к стойке. Наверняка этого типа подослал тавернщик. — Однако я не люблю тунеядцев. Ты г’аботаешь?

— Эм… да, я гружу товары. Ну и тут подрабатываю иногда. — Прохрипел он, сбитый с толку.

— Г’узчик значит. Сколько платят за пог’узку?

— Десять медяков в день.

— Маловато будет, а ведь это один из кг’упнейших портов. Г’узы на десятки, если не сотни тысяч золотых. Г’азве спг’аведливо, что г’абочие получают так мало?

Он почесал нос после чего признал.

— Несправедливо.

Лен отечески кивнул.

— А сколько тебе обещал хозяин тавег’ны за то, что ты меня ог’абишь?

— Десять монет серебром. — Признался он.

Лен достал с пояса почти полный кошель и ткнул в него пальцем.

— Тут несколько десятков золотых. Подумай, спг’аведливую ли цену тебе пг’едложили? Быть может, твой хозяин — алчный эксплуататог'?

— Экс… что? — Почесал голову вышибала, не отводя взгляд от кошеля.

— Он не платит тебе честно и пытается натг’авить на человека, что не боится светить золото в таком месте. Как думаешь, я бы делал так, если бы не мог его защитить? — Понизив голос, угрожающе намекнул Лен.

Пелена жадности спала с глаз грузчика, он сглотнул.

— А ты прав, мужик… На подставу тянет, не по понятиям это.

Лен медленно развязывает кошель, кладет золотую монету на стол и подталкивает её детине.

— Теперь ты г’аботаешь на меня и на благо тг’удового наг’ода.

Тот бросает сомневающийся взгляд на хозяина таверны, после чего проверяет монету ногтем.

— Я ничего не понял, но я в деле.

— Пг’авильное г’ешение. Сознательное.

Лен убирает кошель и вновь берется за перо.

«Касательно его пассажиров… Их судьба пока неизвестна»

Теперь нужно подождать, пока чернила высохнут. А раз есть несколько свободных минут…

Лен поднимает взгляд на верзилу.

— Скажи, слышал ли ты о буг’жуазии и пг’авах г’абочих? Нет? Сейчас я тебе объясню…

* * *

Сшитый из одежды матросов парус уныло трепыхался. Штиль.

Уже какой день либо штиль, либо порывистый, лобовой ветер. В таких случаях приходилось снимать паруса, пострадавшее парусное вооружение лишь мешало. Даже при галфвинде, боковом ветре они едва толкали судно в нужном направлении…

Вернее в направлении, которое считал нужным капитан.

Карты течений, приборы навигации — все сгорело вместе с его каютой. Полагаться приходилось лишь на память и звезды, но пасмурная погода мешала и этому. Судно вставало на якорь все чаще, чтобы сверить курс. Еда кончалась. Команда роптала. Течения становились все сильнее, унося корабль черт-те куда, заставляя капитана все больше напрягать силы, чтобы вернуть корабль на курс. Штурман пытался помочь, управляя ветром, но самодельные паруса постоянно рвались.

Тем не менее корабль продолжал ход. Куда-то сквозь необъятные морские просторы.

День за днем становилось лишь холоднее, а пайки — все меньше. Хотя бы с водой проблем не было, для опытного мага воды не было проблемой очистить её от соли… но и этот маг сдавал. С каждым днем капитан Флинт выглядел всё более уставшим.

Топтание на месте утомляло всех. Казалось бы, достаточно просто плыть прямо, чтобы приплыть… Хоть куда-нибудь. Неважно куда и в какую страну, хоть в проклятую пустыню к джинам!

Но корабль словно ходил кругами. Течение ласково тянуло потрепанный в бою фрегат за собой, ветер сдувал судно. Раз за разом капитан возвращал корабль на нужный курс, едва удавалось свериться с небом.

Спустя целой недели, когда звезды не было видно через облака — он сдался. Он уже даже примерно не знал, где они и куда плывут, но ветер, что зловеще холодил спину, намекал — что не туда.

Но он уже ничего не поделать. Еды не было, люди отощали. Уже дважды корпус приходилось спешно чинить из-за нападения мурен. Тогда он благодарил себя за то, что взял с собой достаточно досок и даже на пару дней прекращал проклинать за то, что не взял запасные паруса.

Ха. Основные стоили чуть ли не треть корабля, зачарованные на совесть — они могли выдержать любой шторм. Скорее матча бы сломалась, чем они. Паруса не изнашивались, не гнили и не рвались. Штурман-маг мог направлять в них сколько угодно ветра, разгоняя фрегат до впечатляющих скоростей… Но теперь эти паруса стали пеплом.

На следующее утро их окружал туман.

Ледяной пар клубился над водой столь густо, что с вороньего гнезда не было видно палубы. Холод. Воздух был столь холоден, что изо рта шел пар. Даже ледяная вода была теплой, по сравнению с морозным ветром. Полуголые матросы прятались по каютам, стараясь не показываться на палубе. Впередсмотрящий оброс сосульками, пытаясь разглядеть что-то в тумане.

Бойницы молниевых орудий были открыты, позволяя ветру пронизывать корабль насквозь. Но лучше так, чем быть неготовым к нападению. Кто знает, что может водиться в тумане…

Капитан стоит на палубе, закрыв глаза. Нет смысла смотреть, благодаря дару и туману он ощущал пространство вокруг корабля.

Но то ли дело в усталости, то ли еще в чем — он едва мог чувствовать на пару десятков метров. Магия охотно растворялась в пространстве без следа. Корабль стал слепцом, что продвигался на ощупь в белесой пелене.

Флинт хмурится. Он чувствует, что течение резко усиливается, но не может понять почему. Даже не может сказать насколько, даже просто ощущать это требует всё больше сил.

— Сбросьте веревку! Я хочу знать, сколько узлов мы идем. — Отдает приказ он.

Трясущийся от холода матрос сбрасывает один конец в воду и начинает отсчет. Узел за узлом тянется за узлом.

Капитан на секунду отвлекается и это чуть не губит корабль.

Впереди препятствие и они приближаются к нему слишком близко.

Рифы? Земля? Нет… Он чувствует лед. Айсберг.

Если ничего не сделать — их размажет. Капитан вцепляется в воду невидимыми руками, заставляя её подняться вверх и сформировать волну. Жидкость сопротивляется, будто отказывая магу во власти над собой.

Источник выжимается досуха, каждая капля маны идет в дело.

Нос фрегата подпрыгивает вверх, чуть не скинув впередсмотрящего.

Хруст сосулек и древесины. Днище скользит по дну, прокатываясь по инерции еще десяток метров, палуба накреняется, корабль заваливается набок, словно кит, выброшенный на берег.

В голове нарастает звон. Перенапряженный исток жаждет восстановить потраченное, но вокруг нет ничего. Ни капли энергии. Пустота. Тело капитана, не в силах держаться, скользит по палубе и падает за борт.

Плюх!

Морская вода, выплеснутая на берег вместе с кораблем, смягчает падение. Вокруг слякоть. Снег тает, от воды поднимается холодный пар.

Из корабля высыпают матросы и пассажиры. Аша потирает шишку на голове и оглядываются, пытаясь понять, что происходит. Кругом — ледяная пустошь, по снежным холмикам которой ветер несет снежинки. В воздухе их всё больше, ветер усиливается. Начинается метель.

Порыв ветра срывает снежную шапку с ближайшего холма. Взгляду открывается мачта, обледенелый корпус… Корабль.

Значит остальные холмы…? Взгляд Аши скользит по ледяной пустоши. Их десятки. Все это — корабли, выброшенные на берег и вмороженные в лед?

Сквозь снег виднее что-то еще.

Она поднимает взгляд. Выше и выше, пытаясь нащупать, где это что-то кончается.

Но не может.

Куда ни глянь — за снежной завесой виднеется лед. Он закрывает собой весь горизонт, подавляет размерами. Словно загипнотизированная, она сверлит взглядом сквозь метель, не в силах осознать размеры этой штуки. Кажется, она не просто нависает над ними, эта штука пытается раздавить всех их. В какой-то момент ей мерещится