Наметанный глаз Панова различил и веяния нового времени, соседствовавшие с узкими бойницами «древних» башен. Артюнянц защищался не только неприступными редутами, решетками на бойницах и колючей проволокой поверх стен. Все фортификационные сооружения были обильно оснащены самой современной охранной электронной аппаратурой. Глеб подумал, что для бригады электронщиков, в которой он шабашил, обслуживание артюнянцевского королевства оказалось бы золотым дном.

Несвоевременные мечтания Глеба насчет возможности левых приработков прервало появление колоритной фигуры местного жителя. Престарелый абориген вышел из калитки своего дачного владения на противоположной стороне улицы во главе небольшого стада коз. Зачуханная наружность старикана — клочковатая пегая борода, трехдневная седая щетина на щеках, драная брезентовая куртка на худых плечах — гармонично сочеталась с бедняцким видом притулившегося за прореженным штакетником старого деревянного забора жилища козоводителя. Когда-то этот домик служил летней дачей, и его счастливые владельцы приезжали сюда в конце рабочей недели, чтобы провести выходные на лоне природы, под раскидистыми елями и стройными соснами. Нынешний хозяин обосновался здесь капитально, даже козами обзавелся, приспособив дачу под зимнее жилье. Модернизация красоты жилищу не прибавила, впрочем, домишко был не хуже и не лучше соседских ветхих дачек и переделанных под зимнее житье-бытье домиков, растерянно таращащихся подслеповатыми окнами на могучие бастионы. На фоне многобашенного символа артюнянцевского богатства и могущества дачная панорама приобретала особенно жалкий и выморочный вид. Но сомкнувшиеся в единое лесное целое дачные участки были действительно хороши, и превратившиеся за десятки лет в могучих исполинов хвойные красавицы могли порадовать любой, даже самый взыскательный взор.

Вежливо поздоровавшись с пегобородым аксакалом, Глеб не без расчета отпустил несколько комплиментов в адрес его рогатых спутниц, надеясь завязать непринужденный разговор и получить от вождя парнокопытных неформальные сведения о его олигархическом соседе. Маневр вполне удался. Старик ответил на приветствие и охотно вступил в разговор. Любовно глядя на своих шкодливых подопечных, которые тут же начали общипывать и обгладывать торчащие меж штакетин ветки кустов, он пустился в рассуждения о целебности козьего молока, которое у него охотно покупают понимающие люди по цене, намного превышающей цену молока коровьего. Отсюда разговор, само собой, перешел на коров. Хозяйственный скотовод сообщил Глебу, что это теперь он остался последним из индивидуально-животноводческих могикан, а раньше тут паслось целое стадо коров, и самой удойной в стаде была его буренка. Парным молочком щедро одаривались все жители поселка, пока поперек коровьему существованию не встал видный политический и государственный деятель пятидесятых-шестидесятых годов двадцатого века (безутешный владелец покойной буренки употребил выражение «лысый дурак»). Видный государственный деятель запретил частное корововодство и заставил владельцев коров сдать своих печальных мычальниц в соседние колхозы, где они уже с осени начали погибать от голода. Несчастных животных колхозники вынуждены были срочно пустить под нож, и их ребра с остатками худосочного мяса всю зиму продавались в магазинах. А к весне с бывшими высокоудойными рекордсменками было окончательно покончено. «Лысый дурак», прежде чем отдать свое дурацкое распоряжение, даже не удосужился узнать, как обстоят в колхозах дела с кормами! Колхозники заготовили на зиму корма для своего стада, а на наше они не рассчитывали! Да что говорить! У нас в России все не слава богу. Если на троне сидит умный царь, то он обязательно кровопроливец. Когда усядется некровопроливец, выясняется, что правитель — круглый дурак. И от его глупости крови льется еще больше. А уж если в одном флаконе сочетаются дурак и кровопроливец с алкашом — вообще туши свет!

Понимая, что после экскурса в древнюю, новую и новейшую историю России диссидентствующий козопас обязательно переключится на современность и тогда его не остановить, Глеб перевел разговор от общего к частному. Он указал на одну из артюнянцевских башен, со шпиля которой на противолежащие дачные домишки, притулившиеся к земле за соснами и елями, как кролики перед удавом, скалился страшный дракон со злобной харей, мечом в лапе и короной на голове.

— Интересные пристрастия у хозяина этих укреплений, — толерантно заметил Глеб. — Наверное, больших денег стоило приобрести такое изваяние. Одного металла сколько пошло, да не простой жестянки, а легированной стали или вообще титана.

— А чего ему деньги жалеть! — поддался на дипломатическую провокацию Глеба пегобородый. — У него долларов навалом. Одно слово — олигарх!

— Прям-таки и олигарх? Олигархи живут на Рублевке, а здесь селятся толстосумы победнее.

— Есть у Артюнянца особняк и на Рублевке, — проявил осведомленность собеседник. — Моя соседка у него работает: ну, там, подай-принеси. Так она рассказывала, мол, там, на Рублевке, один престиж, а участки не такие большие. Зато здесь — простор! Вон он сколько землищи отхватил! Для всей округи он царь и бог!

— Да, владения у Артюнянца прямо царские.

— Еще и не у всякого царя столько деньжищ, земли и особняков! — добавил старик.

И тут перед мысленным взором Панова вдруг возник образ некоего господина, знакомого и одновременно совершенно незнакомого Глебу. На первый взгляд, господин был похож на Артюнянца, каким тот запомнился Панову со дня похорон Никиты. Лысоватый, суетливый, плюгавенький мужичонка лет пятидесяти, хоть и в черном костюме от Кардена. О том, что это олигарх, тогда можно было догадаться только по числу охранников, окружавших эту занюханную ВИП-особу. Теперь же фантом Артюнянца не суетился, держался величаво, к тому же отрастил себе длиннющую черную бороду. Эта борода, и сбивала с толку Глеба. Артюнянц это, в конце концов, или не Артюнянц? Его лысину, плутоватый, вечно принюхивающийся к чужому добру нос и черный пиджак от Кардена он узнавал, но откуда взялась борода? Или новые русские бесились, бесились с жиру и наконец добесились — вместо волос на макушку стали вживлять себе в физиономии сразу целые бороды? Знакомый незнакомец, словно подслушав непочтительные мысли Глеба, злобно блеснул на него глазами, недовольно встопорщил свою длиннющую бороду и вдруг огорошил Панова неожиданным признанием: «Я — вождь земных царей и царь Ассаргадон!»

«Только Ассаргадона мне и не хватало, — мысленно ахнул Глеб. — Мало мне олимпийских гостей моего сознания и подсознания — богов любви Амура и Эрота, а также Гименея, бога законного брака, с их советами, замечаниями и ценными указаниями. Так еще и свихнувшийся на приватизации Артюнянц, преобразившийся в Ассаргадона, царя древней Ассирии, тоже будет представать перед моим мысленным взором?!»

Тем временем водитель коз, неспешно беседуя с сопровождавшим его внимательным слушателем, шествовал по улице между артюнянцевской многобашенной стеной с одной стороны и выморочными дачками с другой, держа курс на смыкающуюся с дачной сосново-еловой растительностью бело-зеленую березовую кущу, в которую упиралась улица Красных Партизан. Козы тянулись сзади, по пути шкодливо обгладывая чужие призаборные кусты, но чуть отстав, затем резво догоняли хозяина.