балкону, а в это время Полина разрывает купюры на мелкие кусочки и швыряет их вверх на балкон соседа.

Павел (кричит). Стой!

Полина от избытка чувств сползает по кирпичной кладке на линолеум и теряет сознание.

В дверях промелькнула спина уходящего врача. Бледная Полина лежит на кровати. Рядом Павел. Он держит в руках ладонь жены.

Павел. Дорогая, ну хватит надо мной издеваться. Сдаюсь.

Павел поднимает руки вверх. Полина щурится.

Полина. Ты уверен?

Павел. Абсолютно. Можешь тратить, сколько твоей душеньке угодно. На все дам.

Полина (надменно). Без лимита?

Павел (кусая губы). Да. Только умоляю, верни робу бабе Любе. Мои плакаты по всему городу висят, а ты улицы метешь…

Полина. Ладно.

Павел. И еще надо бы извиниться перед соседом. Он же партнер мой.

Полина закрывает глаза и улыбается. Павел выходит. Входит Алиска. Она тут же прыгает на кровать к матери. Полина уже наводит марафет, её не узнать — настоящая леди.

Алиска (радостно). Мамочка, ты супер актриса.

Полина (ласково). Тебе, правда, понравилось?

Алиска кивает.

Полина. Правда жизни, доченька.

Алиска. Мамочка… А я на море хочу.

Полина задумывается, хитро улыбается и щелкает пальцами.

Полина. Почему бы тебе не предложить папе всем поехать на нашу старую дачу? Там изумительно живописное болото, очаровательные змеи и чудо-комары.

Алиска прыгает на кровати и обнимает маму.

Алиска. Не, мамочка, у тебя это лучше получится.

Алиска с Полиной смеются, затем начинают корчить печальные рожицы перед зеркалом. Полина поучает дочь.

Полина. Скромнее, доченька. Еще скромнее. Как в жизни.

Довольно быстро Полина с Алиской превращаются в убогих.

Глава 16

На этот раз Григорич не стал испытывать судьбу дважды и дождался, пока студийцы Дома Культуры не освободятся, чтобы заняться монтажом его картины. Трезвые профессионалы оперативно и качественно справились с задачей. На экране все смотрелось и звучало органично, и даже Маша, действительно нашедшая себя в роли неврастеничек, играла убедительно и чувствовала себя в предложенных условиях весьма комфортно. В первые минуты всеобщего напряжения абсолютно все домочадцы искоса поглядывали на Вована: не рванет ли. Но тот с пивом в одной руке и чипсами в другой, предусмотрительно закупленными Григоричем, возлежал в кресле, из которого Рита заранее убрала одну подушку, чтобы лишить возможности максимально заглубленную задницу зятя резко вскочить в случае внезапной катастрофы. Фильм смотрелся с интересом, отмечались даже смешки Вована, который в перерывах между глотками и хрустом успевал обнять Ирочку и с восторгом восклицал:

— Ты моя звездочка.

Что и говорить, весь сеанс восхищались только ею. С облегченным сердцем Рита ушла на кухню принести всем чаю, и Григорич увязался за нею.

— Все отлично, — сообщил он, когда они остались одни. Сейчас закончится просмотр, и я отправлю фильм на киностудию.

— Думаешь, получится у нас? — с волнением в голосе спросила жена.

— Я убежден в этом! — с жаром ответил Григорич. — Если уж Вовану….

Но договорить он не успел. Точнее Рита не расслышала голоса мужа, утонувшего в раскатах грома, доносившихся из гостиной. На кухню тотчас прибежала зареванная Ирочка, за ней испуганная Кира.

Старшая, задыхаясь, сообщила:

— Папа с кресла грохнулся.

— Куда? — спросила Рита. — Внутрь или наружу?

Кира не поняла, но пока Григорич с Ритой быстрыми шагами направлялись в комнату, она успела досказать, что папа снова кричит на маму и собирается уходить, если встанет.

Они еще не успели подойти к двери, как уже услышали верещание Маши:

— Ничего не хитрю!

— Врешь! — кипел Вован, пытаясь подняться на ноги, но терял равновесие и падал на пол. — Врешь мне и детей учишь.

Рита вопросительно смотрела на мужа: «Что ты там наснимал?» В яркой пантомиме Григорич стал бить себя кулаком в грудь и закатывать вверх глаза, мол, клянусь Богом, сценарий совершенно безобиден. Когда же они, наконец, вошли в комнату, стараясь держать на лицах подобия улыбок, все начало разъясниваться. Оказалось, поначалу действительно все шло хорошо, и довольный Вован даже выразил восхищение Машей и Ирочкой, но грянул финал и все как отрезало. Когда в последней сцене Полина саморазоблачается, и дочка Алиска восхищается тем, как мамочка здорово провела папу, настоящий отец тоскливо протянул:

— Что? Так ты меня за лоха держишь и только бабки с меня качаешь!

В попытке подняться, Вован застрял бедрами и дико заорал. Маша с детьми попытались его выдернуть, но тот лишь отчаянно барахтался и стонал. Стреляя покрасневшими глазами в сторону жены, Вован скрипел зубами и приговаривал:

— Ну, я тебе покажу. Ну, ты у меня доиграешься.

Маша бегала по комнате и пыталась объяснить недоверчивому мужу, что это всего лишь кино, а в кино всегда вымысел и часто он очень похож на правду.

— А кто полгода ходила в драных туфлях? — закипал Вован, ползая по полу в поисках рычага, за который можно было ухватиться, чтобы подняться на один уровень с Машей. Он пробовал и так схватить жену за ногу, но та взвизгивала и отпрыгивала.

— Потому и ходила, что ты денег не давал, — огрызалась Маша.

— Дай тебе — на херню все растрынькаешь, — напирал муж.

— Ты эту херню жрешь каждый день, — не сдавалась жена. — Голодным ходи.

— Ничего! — крикнул Вован, заметив вошедшую тещу. — Я вон у мамы буду есть.

Рита как можно тише и спокойно сказала:

— Извини, Вовик, но у нас самих сейчас денег в обрез, так что….

— С этого дня, — помог Рите Григорич, — у нас раздельное с вами питание на два холодильника.

У Маши с Вованом округлились глаза.

— На два холодильника? — изумилась Маша. — Откуда?

Григоричу хватило пару секунд, чтобы сообразить с ответом.

— А у мамы моей дома старый «Донбасс» стоит, только место занимает. Об него спотыкаются все — какая польза? Одни только шишки да ссадины. А у нас давно уже новенький «Харьков» — мощнее и безопасней, так что никакой «Донбасс» и даром не нужен.

Поскольку учеными давно была выведена формула, что муж и жена — одна сатана, то Рита тотчас поддакнула:

— Зато теперь нам ох, как он пригодится. Хоть и старенький, зато рабочий. Энергии, правда, больше потреблять будем. Но мы ж все равно не платим по счетчику.

Иногда женщине лучше бывает помолчать или хотя бы вовремя остановиться. У Риты был такой грех — очень длинный тормозной путь. Пока все не выскажет — не успокоится, и мирная беседа сваливается в скандал, при этом сама она первая выступает за мир. Короче говоря, в