Но домой Мэтью так и не вернулся. Ночью у него началась лихорадка,и уже в следующем письме он пишет, что с сожалением должен вернуться кцивилизации. Тогда он еще надеялся, что болезнь не опасна.

Как прискорбно, что этого любознательного и великодушногочеловека сразил недуг.

Причиной явился укус какого-то неизвестного насекомого, ноэто выяснилось, только когда он достиг «Города», как он его называл, тщательноизбегая имен собственных или каких-либо детальных описаний. Последние заметкибыли написаны в больнице Нового Орлеана и по просьбе Мэтью отправлены медсестрамиматери.

«Мама, ничего нельзя сделать. Врачи даже не уверены в типепаразита – знают только, что он поселился во внутренних органах и не поддаетсяни одному известному лекарству. Иногда я думаю, что, возможно, средство от этойболезни известно индейцам майя и они могли бы излечить меня – ведь местныежители были к нам очень добры. Хотя, скорее всего, коренные жители давным-давноприобрели иммунитет».

Самое последнее письмо он написал в тот день, когдасобирался переехать в дом Большой Нанэнн. Почерк стал неразборчив – видимо,Мэтью страдал от часто повторявшихся приступов. И тем не менее письмо неосталось незаконченным. Текст его отмечен той странной смесью смирения исамоотречения, которая характерна для умирающих.

«Ты не поверишь, какие милые и заботливые Сандра, МедоваяКапля и Большая Нанэнн. Разумеется, я сделал все, чтобы облегчить их бремя. Всенаходки, обнаруженные во время экспедиции, по праву принадлежат Сандре, а когдая покину больничные стены, то попытаюсь составить исправленный каталог. Вдругзаботы Большой Нанэнн сотворят чудо. Я напишу, как только будут хорошиеновости».

Последнее письмо в пачке было написано рукой Большой Нанэнн:прекрасный почерк, вечное перо. По ее словам, Мэтью умер, получив причастие, ив самом конце уже не страдал. Она подписалась как Ирэн Флоран Мэйфейр.

Настоящая трагедия. Точнее слова не подобрать.

В то время трагедия словно шла по пятам за Меррик, ведьвскоре убили Холодную Сандру и Медовую Каплю, и я прекрасно понимал, почемуархив Мэтью не отвлек ее от привычных занятий или от частых поездок в городскиемагазины и рестораны.

Кроме того, она проявила безразличие к восстановлениюстарого дома Большой Нанэнн, который на самом деле принадлежал ее крестной. Онперешел к Меррик по рукописному завещанию, выправленному по нашей просьбеумелым местным адвокатом, не задававшим лишних вопросов.

Полномасштабная реставрация дома, порученная двум опытнымподрядчикам, велась с учетом исторических документов. Меррик вообще отказаласьтуда наведываться. Насколько я знаю, дом до сих пор остается ее собственностью.

К концу того далекого лета Меррик обзавелась роскошнымгардеробом, хотя росла буквально на глазах. Предпочтение она отдавала дорогим,хорошо сшитым платьям, обильно украшенным вышивкой, как, например, то белоепикейное, которое я уже описывал. Когда она начала являться на ужин в изящныхтуфельках на высоком каблуке, лично я втайне чуть не лишился рассудка.

Я не из тех мужчин, что любят женщин любого возраста, ноодного вида ее ножки, круто изогнутой в подъеме и напряженно ступавшей из-завысокого каблука, было достаточно, чтобы во мне проснулись совершенно ненужныеэротические желания.

Что касается духов «Шанель № 22», то она начала имипользоваться ежедневно. Даже те, у кого этот аромат прежде вызывал раздражение,вдруг полюбили его, ведь он был связан с ее присутствием, вопросами,непрекращающимися разговорами и жаждой все знать.

Она с легкостью освоила азы грамматики, что очень помогло ейи в изучении французского языка. А латынь и вовсе далась ей проще простого.Математику она презирала, теория была выше ее понимания, но девочка оказаласьдостаточно сообразительной, чтобы разобраться в основах. Зато к литературеМеррик проявила такое рвение, какое я редко встречал. Она буквально залпомпроглотила романы Диккенса и Достоевского и рассуждала о персонажах как одобрых знакомых, живущих неподалеку от ее дома. С большим увлечением Меррикчитала журналы по искусству и археологии, на которые мы подписывались. Нечуждалась она и поп-культуры, а к политике испытывала даже своего рода любовь.

С юных лет Меррик пребывала в убеждении, что чтение – ключко всему. По ее словам, она прекрасно понимала Англию только потому, что каждыйдень читала лондонский «Таймс». А еще она полюбила историю Мезоамерики, хотятак ни разу и не попросила разрешения взглянуть на древние сокровища,привезенные в чемодане.

Вырабатывая собственный почерк, она добилась потрясающихуспехов и вскоре в совершенстве освоила даже старинный шрифт. Поставив себецелью научиться писать так же красиво, как когда-то это делала крестная, Мерриквела подробные дневники и в конце концов своего добилась.

Поймите меня правильно: она была вовсе не вундеркиндом, апросто талантливой, умной девочкой, которая после многих лет разочарования искуки наконец-то получила свой шанс. Для нее не было помех на пути к знаниям.Ее не возмущало, если кто-то проявлял свое превосходство. Наоборот, она всевпитывала в себя, как губка.

Обитатели Оук-Хейвен, где никогда прежде не было детей,пришли от нее в восторг. Гигантский удав стал всеобщим любимцем.

Эрон и Мэри часто возили девочку в город, где посещалиместный музей, а также совершали короткие поездки в Хьюстон, чтобы познакомитьее с великолепными сокровищницами искусства этой южной столицы.

Что до меня, то в то роковое лето я, к собственномуогорчению, был вынужден несколько раз возвращаться в Англию. Я успел полюбитьновоорлеанскую Обитель, а потому искал любой предлог, чтобы задержаться в нейподольше, и писал длинные отчеты старшинам Таламаски, признаваясь в этойслабости, умоляя позволить мне оставаться здесь и объясняя, что должен получшеузнать эту странную часть Америки, которая ничуть не походила на американскую.

Старшины проявили снисхождение. Я много времени проводил сМеррик. Тем не менее однажды пришло от них письмо, предостерегавшее меня отпроявления чрезмерной любви к этой маленькой девочке. Превратно истолковав ихсоветы, я почувствовал себя оскорбленным и поспешил поклясться в чистоте своихнамерений. В ответ старшины написали:

«Дэвид, мы не сомневаемся в твоей безгрешности. Но детибывают переменчивы. Мы заботимся лишь о твоем сердце».

Тем временем Эрон составил реестр всех сокровищ Меррик и вконце концов в одном из флигелей отвел целую комнату для статуэток,перевезенных из старого дома.

Наследство от дядюшки Вервэна составляла не одна, анесколько средневековых рукописных книг. Как и откуда он их получил, оставалосьтайной. Но тот факт, что он их использовал, сомнений не вызывал: в некоторыхтомах мы обнаружили заметки, сделанные карандашом, а также несколько дат.