дня, снять с себя всё и, прыгая на одной ноге, натягивать другие трусики. Пусть это и будет смотреться скорее комично, чем возбуждающе.

Лифчик выглядит более-менее, а вот на стареньких трусиках полоска тонкого кружева, пришитая к боковому шву, заметно оторвалась. Ничего не остаётся, как вернуться к шкафу и попытаться найти что-нибудь более целое.

— Из самого страшного выбираешь ещё страшнее? — ожидаемо стебётся начальник.

— Нет. Наоборот. Видите, кружево оторвалось. Если меня убьют, то в морге же раздевать будут. Подумают, молодая девушка, а такая неряха. Даже пару стежков иголкой с ниткой поленилась сделать, — нахожу другие трусики и верчу на пальцах. — Эти целые.

Возвращаюсь в свой угол и бубню уже оттуда:

— Леон, у меня в ушах золотые серёжки. Они недорогие. Я их совсем недавно, всего год назад, сама себе на двадцатипятилетие купила. В морге их тоже, наверное, снимут. Родителям отдадут, но они вряд ли мне их назад вдевать будут. Или как память оставят, или продадут. А бабушка отчима, когда умирала, очень переживала, чтобы её без серёжек не похоронили. Говорила, что черви сразу в пустые дырки залезут. Мы тогда смеялись, конечно. А я вот всё утро об этом думаю. Вы, наверное, на мои похороны не пойдёте, но попросите кого-нибудь из девочек-бухгалтеров, чтобы мне уши проверили и серёжки вдели, если их не будет.

— Лиза, — рявкает начальник.

Я быстро натягиваю джинсы и майку. Понятно, злится, что всех своими трусами задерживаю.

— Кого я ещё могу попросить об этом?! Не записку же мне писать и на себе носить! В том же морге её не читая выбросят. Я не хочу, чтобы меня червяки сразу есть начинали! Придумаете, как девочкам это правильнее сказать, чтобы никто ничего не подумал. Леон, подождите, вы мне не ответили! Обещаете?!

Но Бесов выскакивает за дверь и через секунду зачем-то орёт на Стаса. Так разозлился из-за небольшой просьбы? Ну не трусы же я его на мне попросила проверить! А про серёжки я уже давно думаю, ещё с первого покушения. Над бабкой смеялись, а мне теперь совсем не смешно.

Бабку, кстати, с серёжками похоронили. Когда вещи в морг возили, я отдельно об этом женщин из ритуальных услуг попросила.

Нужно будет, если сегодня вернусь домой, Владу рассказать. У него, конечно, память девичья. Но, в столь серьёзный момент, может и вспомнит.

Леон и Стас садятся в свой заметный и дорогой внедорожник. Я — в откуда-то взявшуюся неприметную машину. Водитель и второй парень — оба из охраны, но сейчас одеты в простую одежду, а не строгие костюмы.

— Сейчас мы пропустим машину шефа и вторую, с его обычной охраной. Поедем последними, покружим по городу. За это время ребята понаблюдают за вашей улицей. Пока вы будете в доме, мы будем поблизости, меняя людей и машины. Всем, кто участвует в операции, сказано, что забирать вас будут в семь вечера. Но вы постарайтесь выйти в промежутке от половины шестого до шести, — инструктируют меня по дороге. — Решили подстраховаться. Пусть о точном времени знает, как можно меньше народа. Запомните номера. Ни в коем случае не садитесь в другую машину.

Я молча киваю. Только теперь понимаю, что Бесову придётся дополнительно оплатить целый рабочий день десятку людей. Наверное, по какому-то более дорогому тарифу. Как за повышенный риск, что ли. Или у сотрудников охраны он всегда повышенный?

Остаётся надеяться, что за следующий месяц всё разрешится. Второй раз просить Леона о подобной услуге будет очень стыдно. Столько времени, сил и денег. А я ещё со своими трусами! Снова себя последней дурой выставила. Какая разница, что обо мне в морге подумают! А начальнику — тем более!

Когда дома рассказываю о своей новой должности, ожидаемо, получаю хмурые лица родителей. Мама сразу же спрашивает о моей новой зарплате. Я признаюсь, что она в два раза меньше предыдущей.

— Нужно с Димой поговорить, — тут же подхватывается родительница.

— Мама, не нужно, — возражаю я. — Сокращённую ставку назад никто не будет возвращать. Я постараюсь как можно быстрее найти другую работу. Мне очень тяжело без машины добираться на предприятие. Попробую что-нибудь найти в черте города. Чем мне сейчас вам помочь?

У отчима снова обострение грыжи на позвоночнике, поэтому мы с мамой идём копать всё ещё сидящую в огороде картошку. Буквально вчера целый день лил дождь и копать очень тяжело. Мама быстро устаёт. За лопату берусь я. Чувствую, как под перчатками появляются мозоли. Всё же я не привыкла к ежедневным физическим нагрузкам. Вскоре начинает тянуть спину, но я продолжаю копать дальше. Всё равно, кроме меня, помочь некому.

Мама всё время говорит. Хвастается тем, что Кира заняла первое место в смотре талантливой молодёжи в университете. Сестра хорошо танцует. Поэтому и картошку не копали, чтобы у Киры не стали болеть ноги. Вторая, Даша, в этом году перешла в одиннадцатый класс. По субботам она ездила на платные подготовительные курсы при институте, куда собирается поступать следующим летом.

Мама говорит и укоризненно смотрит на меня.

— Лиза, тебя, вот, выучили, теперь сестёр нужно. Ты серьёзнее отнесись к поиску работы, серьёзнее.

Я не напоминаю маме о том, что никто меня не учил. Взяли кредит с отсрочкой. Когда та закончилась, я год мыла полы в частной организации. Там нужно было убирать после ухода сотрудников, а каждую субботу проводить генеральную уборку. Я успевала убирать после занятий в институте, а целую субботу скребла сто метров второго этажа, числившегося за мной. Несмотря на перчатки, ногти на руках до сих пор плохо растут из-за применяемой там химии. А ведь прошло почти пять лет!

Когда читаю в романах фразы о том, как герой целует нежную кожу рук очередной бедной Золушки, целый день занимающейся уборкой, начинаю нервно смеяться. С другой стороны, может, Золушка только пыль смахивала и крупу перебирала, а не отмывала полы, стены и подоконники ядовитой химией.

Через год я перевелась на заочное отделение и с протекции дяди Димы устроилась в компанию Васильевых.

После картошки убираем другие овощи. Мама всё же устаёт от непрерывных жалоб на нехватку денег. А я думаю о том, что, если через месяц мне не удастся уволиться из компании, придётся просить денег у Леона, наплевав на собственные убеждения.

Весь остаток дня я думаю о нём. Нет, не о том, как буду просить деньги. А о том, как мне его не хватает. Как же сильно, оказывается, я привыкла, что он целый день находится в соседнем кабинете, что вечером мы снова ляжем в