– Очень интересно, – серьезно ответила Ольга. После фотосессии они с Петром Васильевичем были уже на «ты».

Потом они обедали – по-простому, овощным супом, который быстро сварила Ольга. Сели у компьютера – смотреть снимки.

Затем, вечером, когда жара спала, отправились гулять. Петр Васильевич взял фотоаппарат и время от времени фотографировал Ольгу на фоне городского пейзажа. А еще он говорил. Все время говорил, и его речь завораживала своей красотой и плавностью. Ольга слушала своего спутника, почти не понимая слов. Так внимают музыке… Временами Ольга отвечала ему, улыбалась в ответ на очередной поток комплиментов из его уст. Позволяла держать себя за руку. Иногда делала попытку уйти: не пора ли прощаться? Но Петр Васильевич не отпускал ее, умолял остаться еще.

Это была игра, но такая волнующая… Ольге льстило, что она полностью завладела вниманием мужчины, оказалась в центре его чувств. В сущности, она всегда хотела именно этого: чтобы ее мужчина находился всегда рядом и интересовался ею и только ею. С Георгием это было невозможно, Филипп думал лишь о Наде, да и работа отнимала у него много времени.

А с Петром Васильевичем можно не расставаться круглые сутки.

Собственно, они и не расстались этим вечером. Петр Васильевич просто умолял Ольгу не уходить, она лениво сопротивлялась…

Тем же вечером все и случилось. Закрывая глаза, Ольга представляла рядом с собой Филиппа.

Утром проснулась оттого, что рядом тихо пощелкивал затвор фотоаппарата.

– Не бойся, никому не покажу эти снимки! – страстно прошептал Петр Васильевич.

Ольга улыбнулась, перевернулась на живот. Она действительно в первый раз в жизни ничего не боялась, ведь лишь сейчас мужчина принадлежал ей полностью.

Не стыдно заниматься в первый день знакомства любовью, не страшно, когда участвуешь в эротической, по сути, фотосессии – это же только игра, волшебная и прекрасная. Потому что на самом деле это не Петр Васильевич, это Филипп рядом…

* * *

Лука наскоро позавтракал и отпросился во двор – погулять.

– Ладно, иди, – подумав, согласилась бабушка. – Только ни шагу со двора. И учти, я уже договорилась с охранником, он твою мать к тебе и близко не подпустит… Ты знаешь, я до последнего терпела, на многое глаза закрывала, но она перешагнула последнюю черту. Зачем вы с ней этому дядьке вздумали голову морочить, что он твой отец?

– А может, он и правда мой отец? – пожав плечами, улыбнулся Лука.

– Ой, перестань! Как у тебя язык-то поворачивается?.. Мы три раза генетическую экспертизу делали, целых три раза! Да, я понимаю, твоей матери выгодно на всякого встречного-поперечного отцовство вешать, но зачем ей этот мужик, он же уж в возрасте и, судя по всему, не из богатых… Она опасна, понимаешь, опасна для тебя! А ты не помнишь, что семь лет назад было, как ты из-за нее чуть не погиб? Я даже в больницу тогда попала, с сердечным приступом… А твоей матери – как с гуся вода, опять какие-то махинации задумала…

Бабушка говорила и говорила, но Лука уже не слушал ее. Надел сандалии и вышел за дверь, спустился по каменной лестнице с резными перилами вниз. Их дом был старый, сталинской постройки, как все вокруг говорили; двор окружен железной красивой оградой с колоннами, на въезде во двор – будка с охранником. На фасаде дома висели памятные таблички с именами тех, кто в этом доме жил когда-то. Маршалы да министры. Отец бабушки был каким-то известным генералом. Собственно, бабушка утверждала, что мама и связалась с отцом именно потому, что он происходил из семьи «высокого начальства»…

Потом закончилась та эпоха, и их семья стала как все. Осталась только четырехкомнатная квартира в красивом доме. Папа – обычный человек, неплохой, конечно, но совсем уж обычный, а это так скучно. Конечно, мама решила уйти от него. Взяла с собой его, Луку, тогда еще совсем мелкого пацана. А новый муж мамы оказался бандитом, на него напали другие бандиты, а мама с Лукой на руках пыталась защитить отчима, ее толкнули, и Лука упал. Сильно ударился, до сих пор шрам на затылке под волосами, если нащупать. Именно о том случае всегда вспоминала бабушка.

Но Лука на маму не обижался. Она же не нарочно. Кто знал, что эти бандиты начнут толкаться. И вообще, мама отчаянная…

Лука вышел во двор, прошелся по бордюру вдоль газона, засунув руки в карманы штанов. Оглянулся, подняв голову: бабушка стояла у распахнутого окна, помахала ему рукой.

– Бли-ин… – пробормотал Лука. Он ждал маму.

Покачался на качелях, затем пошел вдоль чугунной ограды, увитой диким виноградом. Неподалеку шумела улица: шуршали шинами автомобили, были слышны голоса прохожих, доносился стук каблуков…

– Лука! – позвал голос из-за ограды.

– Да?

– Подойди поближе… Сядь! – Лука плюхнулся на скамейку, увидел маму сквозь заросли винограда – она сидела с той стороны, на основании ограды. Отвернул голову чуть в сторону, чтобы бабушка из окна думала, что он просто решил передохнуть. – Ага, вот так. Меня охранник не пустил, я тут уже час хожу. Как дела, мой мальчик?

– Да хреново, ма! Они совсем взъелись на тебя. Отец обещал вечером приехать поговорить со мной, бабушка ворчит…

– Как со стариком? Он поверил?

– Да ему до лампочки, он только и знал, что фотографировал все подряд. Там еще тетка одна была…

– Надежда?

– Нет, другая. Вот она бабушке позвонила. Ну, в общем, мам, наш план не удался. А эта Надежда – злая, очень злая. И хитрая. Ты хотела, чтобы она ушла от Филиппа, а она не ушла, она меня к старику отвезла. Ей Филипп адрес дал.

– Да, я от Филиппа этого не ожидала, – печально засмеялась мама. Лука не выдержал, повернулся к ней всем лицом. Мама – словно на картине, в раме из виноградных листьев – выглядела такой милой и красивой, что не любить ее было нельзя. Этот Филипп – просто дурак, раз выбрал Надежду, а не маму.

– Ты его любишь? – печально спросил Лука.

– Нет. Я только тебя люблю, ты знаешь, – ответила мама. – Ты мой мальчик, ты мой главный мужчина в жизни. Но Филипп – хороший… Был им, вернее, когда-то.

– Понятно… – Лука помолчал, потом у него вырвалось: – Бабушка тебя совсем ненавидит.

– Я знаю.

– Я бы хотел жить с тобой. Только с тобой.

– Рано или поздно так и будет, мой мальчик.

– Я стану известным, заработаю много денег. Отдам все тебе, – торжественно произнес Лука.

– Ну, это еще не скоро! – засмеялась мать, ее смех звучал весело, но совсем не обидно. – Деньги у тебя есть?

– А, точно. Тысяча, – Лука встал со скамейки, подошел к ограде, просунул сквозь прутья купюру. Ему вдруг стало уже плевать, что бабушка его видит из окна. Пусть видит. Он опустился на колени, чтобы быть ближе к матери, протянул руку, прикоснулся к ее волосам. – Ты продала кольцо?

– Нет еще, – мама потянула за цепочку, висящую на шее, достала из-под воротника платья перстень – даже на вид тяжелый, с темно-красным камнем. На солнце камень блеснул неожиданно ярким сполохом. «Словно кровь», – подумал Лука и зашептал торопливо: