Боже милостивый! Так вот чем объясняется их странное поведение по отношению к нему, которое ставило его в тупик весь день! Они уже не принимали всерьез его присутствие и с чувством облегчения вернулись к своей прежней беззаботной жизни, потому что приняли его полноправным членом в свое странное семейное сообщество. Многозначительные усмешки, подмигивания, угощение пирогом и разговорчики — все это было признаком того, что отныне они считают его своим, а не чужаком!

* * *

— В… в мою комнату, спасибо, — выдавил он. Только через минуту после ухода Робби он смог оторваться от стены таверны. Голова у него кружилась, когда он вошел, но не настолько, чтобы не заметить ребят Делбертонов за их обычным столиком, дядюшку Рэднора и дядюшку Феррела у камина, и все с довольным видом попивали виски. Он обратился к дядюшке Харви, возмущенно указывая на кружки: — Кажется, я велел вам избавиться от этой бурды.

— Ну, я… — Дядюшка Харви добродушно улыбнулся. — Сразу, как только они его допьют. А вместе с вашими ребятами они прикончат его уже к утру, сынок.

Гарнер в отчаянии закрыл глаза и весь передернулся. «Сынок»! Даже собственный отец так его не называл. Он повернулся и стал с трудом подниматься по лестнице, чувствуя, что его ноги словно тяжестью налились. Что с ним происходит, черт побери?!

Помедлив в темном коридоре, он собрался с силами и наконец протянул руку к щеколде… и замер. Дверь была открыта! Он вздрогнул и влетел в комнату, уже понимая, что она ушла.

Уитни подскочила на стуле, когда майор ворвался в комнату. Он остановился, широко расставив ноги и тяжело дыша. На его лице отразилось удивление, затем он сделал вид, что одергивает китель. Уши у него покраснели, он поднял лицо, придав ему холодное выражение, и обвел взглядом комнату, а потом и Уитни.

«Наверное я ужасно выгляжу!» — подумала она. Глаза покраснели, нос распух. Весь этот день она только и могла, что беспомощно плакать. Дважды ее прерывали, сначала солдат, который представился ей адъютантом майора, а затем Робби Дедхем — он принес новую свечу и еще одно одеяло. Щеколда была задвинута, пояснил Бенсон, почесывая голову и недоумевая, как это могло случиться. Затем, всего минуту назад, появились Бенсон и Робби. Они принесли поднос с ужином, кофейник и новость о том, что майор только что освободил Чарли Данбера. Все старания Уитни овладеть собой были сведены на нет. Она закрыла лицо руками и снова расплакалась.

И вот он явился и оглядывает ее, как кобылу в стойле. Уитни стояла, словно окаменев. Гарнер закрыл дверь и шагнул к ней. Она насторожилась и не решилась даже пригладить волосы.

— Вы отпустили Чарли, — тихо сказала она, избегая смотреть ему в глаза.

— Откуда вы узнали?

— Мне сказал Робби и тот парень, Бенсон.

Это объясняло загадку отпертой двери, хотя не объясняло, почему Уитни не ушла. Гарнер кивнул и пригласил ее сесть на стул у подноса, который Робби поставил на кровать, асам сел с другой стороны.

— Н-нет, благодарю вас. Я не голодна.

— Но вы не обедали, — возразил он, испытывая странное желание заботиться о ней и одновременно недовольство собой. — Я не хочу нести ответственность за ваше здоровье, милая. Садитесь. — Она не послушалась, и он сказал более сурово: — Вы должны есть, барышня.

— Уитни, — прошептала она, чувствуя себя странно опустошенной. — Меня зовут Уитни.

Словно чья-то могучая рука сдавила ему горло, не давая произнести ни слова. Гарнер кивнул и снова указал на кровать по другую сторону от подноса, и, чуть помедлив, Уитни уселась. Оба растерянно молчали, не зная, как себя вести.

— Вы заботились обо мне, когда я был… болен, — сказал он, стараясь не смотреть на ее грустное лицо с заплаканными глазами.

— Я же сказала: «В болезни и в здравии». — Она тоже не могла на него смотреть. — А Дэниелсы не изменяют своему слову.

У Гарнера стеснило грудь, и лицо его помрачнело. В жизни он не чувствовал меньшего желания есть и более сильного голода.

Это была мрачная трапеза, и, несмотря на улучшившуюся, словно по волшебству, кухню Дедхема, все казалось совершенно безвкусным. После ужина Уитни хотела отнести поднос вниз, но Гарнер остановил ее, заявив, что это дело Бенсона. Затем удивил ее, спросив, не хочет ли она погреться в таверне. Она кивнула, он взял ее за руку и вывел из двери. В темном коридоре она подняла свою руку, глядя на его длинные пальцы, так властно державшие ее запястье.

— Я не сбегу от вас, майор. Дэниелсы не убегают. — Она вопрошающе взглянула ему в лицо.

Гарнер кивнул и отпустил ее, чувствуя странную опустошенность.

В таверне Уитни заставила себя ответить на приветствия Делбертонов и уселась у камина рядом со стариками. Она видела, как из кучи голов, склонившихся над картами, поднялась голова Майка Делбертона, который окликнул майора.

— Как насчет того, чтобы сыграть с нами партию-другую, майор? — пригласил он.

Уитни заметила смущенный вид Гарнера. Он не мог подыскать слов, покраснел, затем, задохнувшись, отказался:

— Как-нибудь в другой раз.

Майк добродушно улыбнулся, опустился на стул, и все стали довольно громко перешептываться, что, мол, парень женат только первую неделю, на что у него уходит много сил. И обернулись посмотреть на Уитни, лицо которой раскраснелось, как угли в камине.

Она выждала время, чтобы они не связали ее уход со своими замечаниями, затем направилась к лестнице. Сердце у нее забилось, когда Гарнер встал и пошел ее провожать, и к тому моменту, когда они поднялись в коридор, Уитни уже вся трепетала от волнения.

В комнате Гарнер снова зажег свечу и неловко остановился, оценивая хрупкое перемирие между ними.

— Мне следовало послать за вашими вещами. — Он подошел к своему кожаному ранцу, вытащил оттуда чистую рубашку и сунул ей в руки. — Может, она вам подойдет. Спокойной ночи… Уитни. — Он ушел, чувствуя на себе ее взгляд.

Через минуту в дверь постучался и вошел Бенсон, и Уитни застыла на месте, прижимая к груди рубашку из тонкого полотна. Этот доброжелательный и немного неуклюжий парень принес оловянную грелку с горящими углями, кувшин со свежей водой и настоял, что сам согреет постель, так как это входит в его обязанности. Пробормотав что-то об услужении джентльмену, он неловко поклонился Уитни, отчего та вконец растерялась, и ретировался.

Придя в себя, она быстро переоделась и задула свечу. В рубашке Таунсенда она улеглась в согретую постель и стала размышлять о сдержанной вежливости майора после ужина, о его «слуге», каковым и был, в сущности, Бенсон, и о том, что Гарнер не позволил ей отнести поднос в кухню. Тогда она подумала, что он просто не доверяет ей, но теперь предположила, что для этого могла быть иная причина, имеющая какое-то отношение к его благородному происхождению.

Впервые она задумалась о том, какую жизнь он вел там, в Бостоне. Конечно, он богат. Об этом говорят пуговицы из настоящего золота и все такое. Вероятно, у него есть слуги. А семья? Есть ли у него семья? Она уже многое о нем знала: о его чистоплотности, о вкусах в еде, о его непреклонной преданности долгу, о его гордости. Но самое главное — его амбиции, страхи, желания, его прошлое — оставалось для нее загадкой. Затем у нее в голове всплыли еще более важные вопросы. Что означает ее брак для будущего жителей Рэпчер-Вэлли? И что намерен делать с такой женой, как она, этот джентльмен из Бостона?