Завидев Лариона, Кирилл Степанович весь как-то подобрался и стал похож на человека, который оказался в опасной близости от тигра или ему подобного животного, которое еще неизвестно как себя поведет. И Наталье Андреевне такое его отношение безотчетно не понравилось. Она широко улыбнулась и протянула Лариону руку для поцелуя.

— Доброе утро, Ларион! Рада видеть, что вас уже выпустили…

— Наталья Андреевна, Ольга Кирилловна… — горячо заговорил студент, — доброе утро! Кирилл Степанович! Как я счастлив, что с меня сняли все обвинения… Это просто несчастье, что следователь подумал на меня! Если бы понадобилось, я бы жизнь за вас отдал… все отдал…

Кирилл Степанович боком сполз со стула, пробормотал несколько слов про неотложные дела и удалился.

— Соня, вы не обожглись? — спросила Наталья Андреевна, обращаясь к горничной.

— Нет, сударыня, — ответила та со слезами на глазах. — Кофе разлился…

— Пустяки, там остались две чашки, мы его выпьем… Присаживайтесь, Ларион! Лично я никогда, ни единой минуты не думала, что вы виновны. А что Глаша? Надеюсь, ее тоже отпустили?

— Думаю, что да, — ответил молодой человек. — Мне ужасно стыдно, что я… можно сказать, забыл о ней… Я хотел видеть вас, чтобы сказать, что я никогда… никогда… У меня не было другой семьи, кроме вас, — проговорил он, волнуясь. — А теперь Кирилл Степанович так на меня смотрит, как будто… как будто я мог сделать что-то дурное…

Наталья Андреевна принялась успокаивать Лариона и твердить, что все наладится. Соня удалилась, чтобы переодеться, Оленька задумчиво помешивала ложечкой кофе.

— Вы уже знаете о том, что произошло с Варварой Дмитриевной? — спросила хозяйка дома. Она взяла свою чашечку и сделала несколько глотков. — Удивительно, как сбылся сон Арсения Васильевича. Все решили, что вода — это обязательно река, но вода оказалась просто водой.

— Я слышал от следователя кое-какие подробности, — ответил Ларион, мрачнея. — Француженка узнала, что Варвара Дмитриевна пропала, и уже строила планы, как господин Истрин на ней женится. И тут он сказал ей, что жена не умерла, она находится в гостинице, а завтра вернется домой… Следователь думает, что слуга француженки был не просто слугой, а еще и любовником. Так или иначе, они действовали сообща и решили избавиться от Варвары Дмитриевны, подстроив убийство так, чтобы оно походило на третий сон. Слуга собирался задушить ее и положить тело в ванну с водой. — Наталья Андреевна содрогнулась. — Но так получилось, что когда он пришел, Варвара Дмитриевна уже находилась в ванне. И он…

Голос студента доносился до хозяйки дома словно издалека. Она тряхнула головой, чтобы вернуть себе ясность мысли, но внезапно поняла, что ей плохо, очень плохо, и одновременно ее охватил нестерпимый страх. Подняв глаза, она увидела возле дверей Соню, которая надела новый фартук, и странное, торжествующее выражение ее лица сказало Наталье Андреевне все.

— Оля, — отчаянно закричала она дочери, которая как раз в это мгновение подносила чашку ко рту, — не пей кофе! Она отравила нас!

— Наталья Андреевна, — изумился студент, — что с вами?

Он посмотрел на ее лицо, которое заливала страшная бледность, проследил за направлением взгляда Натальи Андреевны и увидел Соню, которая пятилась к дверям. От ужаса Ларион прирос к месту. Он считал себя взрослым и решительным человеком, но сейчас он просто растерялся.

— Помо… гите…

Позже он утверждал, что прокричал это слово во весь голос, но на самом деле из его рта вылетело еле слышное сипение. Спас положение пронзительный вопль Оленьки, которая бросилась к матери, сползающей со стула.

— Кто-нибудь! — отчаянно закричала Оленька, подхватывая ее. — Кто-нибудь, сюда! На помощь!

Голова Натальи Андреевны запрокинулась, глаза почти закрылись. Вбежали слуги, потерявшую сознание хозяйку дома перенесли в ее спальню. Ларион распорядился послать за доктором и следователем, а сам остался в столовой — караулить место преступления. Оленька металась, требовала немедленно найти и привести Соню, но горничная уже успела покинуть дом, пока остальные суетились вокруг хозяйки.

— Значит, это она! — твердила Оленька, хватаясь то за голову, то за руку Лариона. — Она, она! Но за что? Я ничего не понимаю…

— Ольга Кирилловна, — бормотал совершенно убитый Ларион, — она, наверное, сумасшедшая… Получается, это она убила вашу сестру и столкнула Колю с лестницы… И она пыталась отравить вас сегодня! Я видел ее каждый раз, когда приходил к вам, я говорил с ней… и я ничего не заметил, ничего!

Прибыл доктор, явился Семилуцкий со своими людьми, выслушал взволнованный рассказ свидетелей и тотчас стал отдавать распоряжения. Далеко Соня, конечно, не уйдет, ее отыщут, так что на этот счет они могут быть совершенно спокойны. Потом примчался Кирилл Степанович, который узнал о случившемся, и лицо у него было совершенно безумное. Выслушав то, что ему сказал Дегуров: «Я сделал все, что мог, надеюсь, она будет жить», — хозяин дома заплакал и хотел идти к жене, но Александр Панкратович остановил его.

— Мы полагаем, что убийцей была ваша горничная, Софья Касьянова. Скажите, у нее были какие-то причины ненавидеть вашу семью?

— Соня? — оторопел Кирилл Степанович. — Но… о каких причинах может идти речь? Она… она всегда была образцовой горничной…

Семилуцкий тихо вздохнул. Когда, ну когда уже люди научатся отвечать на вопросы по существу, а не нести вздор о том, каким исполнительным и положительным казался преступник?

— Может быть, она имела основания считать, что вы ее как-то… ну, не знаю… обидели?

Многозначительности, которую следователь вложил в последнее слово, мог бы позавидовать любой философ.

— На что вы намекаете? — уже сердито промолвил Кирилл Степанович.

— А как вы думаете на что? — отважно осведомился Семилуцкий, глядя ему в лицо.

— Я даже не смотрел в ее сторону, — процедил сквозь зубы хозяин дома. — Ясно вам? И у меня не было никаких поползновений, или что еще вы там вбили себе в голову! Я люблю свою жену, черт возьми! И я не знаю, что нашло на нашу горничную…

Соню взяли через несколько часов прямо на улице. Следует отдать Александру Панкратовичу должное — он постарался как следует подготовиться к допросу и изучил прошлое преступницы, но не нашел в нем ни одной зацепки, объясняющей ее поведение. Сирота, воспитывалась двоюродной сестрой, которая была намного старше ее, с детских лет была в услужении, потом пошла в горничные. Предыдущие хозяева на нее не жаловались. Правда, допросив кое-кого из родни Касьяновой, Семилуцкий выяснил, что Соня осталась сиротой, потому что отец-пьяница изрубил всю семью топором. Можно было предположить, что яблочко недалеко ушло от яблони, но следователь знал жизнь и понимал, что в действительности все происходит не так прямолинейно, как в пословицах. Он видел достаточно детей благополучных родителей, которые пошли по кривой дорожке, и напротив, знал детей преступников, которых было не в чем упрекнуть, кроме их родословной. Оставалось только надеяться на то, что Соня окажется достаточно словоохотливой, чтобы объяснить свои мотивы.