Суть большевизма заключается именно в том, приходил к выводу немецкий философ В. Шубарт, что он был призван завершить протестантскую Реформацию: «то, что на Западе началось с Лютера, на Востоке должно было закончиться Лениным»[1010].

Построение социалистического общества было высшей целью — возвышенной идеей, до практического воплощения которой лежал долгий и еще неизведанный путь постепенного созревания общества. «Неужели не ясно, — пояснял Ленин, — что в материальном, экономическом, производственном смысле мы еще и в преддверии социализма не находимся»[1011].

Условия для созревания социализма, утверждали все марксисты без исключения, может создать только капитализм. Для этого в России, прежде всего, необходимо было совершить буржуазную революцию. «Наши тактические лозунги, данные от имени III съезда РСДРП, совпадают с лозунгами демократически-революционной и республиканской буржуазии», — подтверждал приверженность этим идеям Ленин в 1905 г., — «Марксисты безусловно убеждены в буржуазном характере русской революции. Что это значит? Это значит, что те демократические преобразования в политическом строе и те социально-экономические преобразования, которые стали для России необходимостью, — сами по себе не только не означают подрыва капитализма, подрыва господства буржуазии, а, наоборот, они впервые очистят почву настоящим образом для широкого и быстрого, европейского, а не азиатского, развития капитализма, они впервые сделают возможным господство буржуазии как класса», «В таких странах, как Россия, рабочий класс страдает не столько от капитализма, сколько от недостатка развития капитализма…»[1012].

Тактической целью большевистской революции Ленин в 1905 г. выдвигал установление буржуазно-демократической республики с объединенным социал-демократическим Временным правительством во главе[1013]. «Кто хочет идти к социализму по другой дороге, помимо демократизма политического, — предупреждал Ленин в 1905 г., — тот неминуемо приходит к нелепым и реакционным, как в экономическом, так и в политическом смысле, выводам»[1014].

И до Первой мировой войны, отмечал лидер эсеров В. Чернов, «большевизм придерживался классической социал-демократической догмы о том, что русская революция будет всего лишь буржуазно-демократической». Первая мировая внесла коренные коррективы, она потребовала жестких, мобилизационных форм организации экономики и общества. Полная неспособность царского правительства осуществить эту мобилизацию, и отказ от нее Временного правительства[1015], укрепил Ленина в выводе, что «российская буржуазия была антидемократичной… Следовательно, буржуазную революцию нужно было совершить против самой буржуазии, и сделать это должен был пролетариат»[1016].

Гражданская война была, прежде всего, войной Реформационной, за идеалы новой материалистической эпохи, которые вступали в непримиримое противоречие с прежними иррациональными, полуфеодальными ценностями. И именно эта борьба породила в массах тот энтузиазм — дух созидания, который был свойственен первопроходцам эпохи Реформации на Западе. Большевизм дал полуграмотным и забитым массам веру в будущее, ту веру, за которой они, несмотря на жертвы и страдания, согласились пойти. Без этой веры была бы невозможна никакая победа, никакое созидание новой жизни…

* * * * *

Именно религиозный дух гражданской войны в России придавал ей такую, свойственную только религиозным войнам, ожесточенность и нетерпимость. Однако, несмотря на это, Всероссийская Чрезвычайная Комиссия (ВЧК) 11 июня 1918 г. оповещала население, что «ни один священник, епископ и т. д. не был и никогда не будет арестован только за то, что он духовное лицо; те же, кто ведет контрреволюционную деятельность, независимо от своей принадлежности к духовному званию, будут привлекаться к ответственности, но не за религиозную, а за антиправительственную деятельность»[1017].

Реформационный дух большевизма православная церковь, запевшая с 6 марта 1917 г. многие лета Временному правительству, почувствовала уже в первые месяцы их прихода к власти: 27 января 1918 г. Всероссийский священный собор объявил советские декреты «сатанинским гонением» на церковь: «Изданный Советом Народных Комиссаров декрет об отделении церкви от государства представляет собою… злостное покушение на весь строй православной церкви и акт открытого против нее гонения…»[1018]. Высшее церковное управление Юго-Востока России, определило роль церкви следующим образом: «Гидра большевизма… стоит еще с поднятой головой… Церковь должна поднять и крест и палицу свою против гидры, как подняла бы она все оружие свое против антихриста»[1019]. Уфимский епископ обращался к Колчаку с речью, как к «освободителю от большевиков»[1020].

Пример прикладного использования религии давала докладная начальника штаба дивизии колчаковской армии капитана Колесникова, которая требовала «духовенство заставить ходить в окопы, беседовать о вере, поднимать религиозный экстаз, проповедовать поход против антихриста. Мулл — тоже»[1021]. В Сибири начштаба армии Колчака ген. М. Дитерихс «призывая на борьбу с большевиками, говорил только о храмах и о Боге, и объявил священную борьбу большевикам. Это, — по словам либерала и ближайшего сподвижника Колчака Гинса, — казалось диким»[1022].

Диким поскольку с возвращением к иррациональным постулатам средневековой религии эпохи феодализма, дальнейшее развитие общества становилось невозможным. Идеи прогресса, требовали материальных целей, рационального мышления — спасения и вознаграждения на земле, а не на небесах после смерти. Именно эти задачи решала Реформация и протестантизм в Западной Европе. И именно Реформация заложила идеологический фундамент невиданного экономического и промышленного прогресса человечества в индустриальную эпоху.

* * * * *

Реформационный характер большевизма наглядно проявился даже в географическом распределении голосов, поданных за кандидатов в Учредительное собрание. Большевики, вместе с буржуазными партиями, получили большинство именно в промышленных областях (Таб. 6), в то время, как в аграрных областях преобладала крестьянская партия эсеров.

Таб. 6. Итоги выборов в Учредительное собрание 1918 г., по данным Н. Святицкого, подано голосов — За, в %[1023]

О том, какое значение Ленин придавал важности этих соотношений, говорили его скрупулезные подсчеты: «в Северной области преобладание большевиков кажется ничтожным: 40 % против 38 %. Но в этой области соединены непромышленные округа (губернии Архангельская, Вологодская, Новгородская, Псковская), где преобладали эсеры, и промышленные: Петроград столичный — 45 % большевиков (по числу голосов), 16 % эсеров; Петроградская губерния — 50 % большевиков, 26 % эсеров; Лифляндская — 72 % большевиков, 0–эсеров. Из губерний Центрально-Промышленной области Московская дала 56 % большевиков, 25 % эсеров; Московский столичный округ — 50 % большевиков, 8 % эсеров; Тверская губерния — 54 % большевиков, 39 % эсеров; Владимирская — 56 % большевиков, 32 % эсеров»[1024]. Фактически граница между партиями, на локальном уровне, прошла между промышленным городом и полуфеодальной деревней.

Основное товарное сельхозпроизводство России концентрировалось в южных регионах страны и Сибири, а промышленность — в центре и на северо-западе (почти 50 % всего индустриального производства, а без Донбасса и Прибалтики — более 80 %