водки, — подтверждал П. Флеминг, — И хотя, несмотря на столь непопулярные меры, недостатка в алкоголе никогда не ощущалось, пьянство в войсках не было для большевиков столь серьезной проблемой, как для белых. Грондийс, военный корреспондент датско-японского происхождения в Сибири, участвовавший в весеннем наступлении армий Колчака, полагал, что «не самым маловажным фактором» их успеха было то, что на территориях, освобожденных от красных, невозможно было достать алкоголь»[935].

Пример, который приводили генералы Будберг и Сахаров, был не единичным, подобный доклад, с тем же результатом, представил плк. — генштабист Г. Клерже на рубеже 1918–1919 гг.[936], близкий отзыв дал и перешедший к белым ген. С. Розанов, который указывал, что сильной стороной Красной армии является «единство командования, свирепая дисциплина… Они не знают колебаний. У нас же партийные раздоры и «керенщина»»[937]. Врангель, на основании доклада ген. П. Махрова, в котором признавалось превосходство РККА над белыми, даже попытался провести переустройство армии, по примеру Красной, на регулярной основе[938].

* * * * *

Однако решающую роль в успехе большевиков, по мнению Троцкого, сыграло, вызванное гражданской войной, обострение классовой борьбы: «пока у них, у Дутова, Колчака, Деникина, были партизанские отряды из наиболее квалифицированных офицерских и юнкерских элементов, до тех пор они развивали большую ударную силу по отношению к их числу, ибо, повторяю, это элемент большого опыта, высокой военной квалификации. Но когда тяжелая масса наших построенных на мобилизации полков, бригад, дивизий, армий вынудила их самих перейти к мобилизации крестьян, чтобы массу противопоставить массе, тут заработали законы классовой борьбы. И мобилизация превратилась у них во внутреннюю дезорганизацию, вызвала работу сил внутреннего разрушения»[939].

В Красной армии массовая мобилизация началась с провозглашения Деникиным «Похода на Москву» и ответного призыва Ленина «Все на борьбу с Деникиным!»: «Советская республика осаждена врагом. Она должна быть единым военным лагерем не на словах, а на деле», «наша обязанность поголовно мобилизовать население для войны»[940].

Наиболее успешно проходили мобилизации среди столичных рабочих. «Из пятнадцати обязательных мобилизаций в период с 12 июня по 29 августа не менее одиннадцати были применены исключительно к городским рабочим. Мобилизация московских и петроградских рабочих, родившихся в 1896–1897 годах, прошла, по словам Троцкого, «без сучка и задоринки»»[941]. Примером мог служить Петроградский район: «на мобилизационный пункт рабочие приходили дружно, всем заводом или фабрикой; ни у кого из них не было и тени каких-либо сомнений, все относились спокойно и серьезно»[942].

В Петрограде 13 октября на экстренном заседании Василеостровского районного комитета РКП(б) отмечалось, что «с момента наступления (Юденича на Петроград), в настроении рабочих произошел значительный перелом. Усталость и апатия, вызванные голодовкой и постоянным нервным напряжением, словно в воду канули. Рабочие подтянулись. Резко поднялась производительность труда на заводах, получивших срочные военные заказы»[943]. Район был укреплен, «район приготовился…, — писали работники района, — Мы ждали белых спокойно, уверенные, что, переступив пределы (Васильевского) острова, они уже больше не выйдут за него…»[944].

Однако не рабочие составляли основную силу Красной армии: за 1919 г. численность армии выросла более чем в три раза с 0,8 до 3 млн. чел.[945], и более 80 % мобилизованных были призваны из крестьян[946]. По социальному составу Красная Армия была крестьянской армией: в 1920 г. она — 77,4 % состояла из крестьян, 14,9 % — рабочих, 7 % — служащих и учащихся и др.[947]

И именно от настроения крестьянской массы зависел успех или провал каждой из противоборствующих сторон: «В тесной связи с дезертирством находилось и настроение крестьянства, — указывал на эту зависимость Н. Корнатовский, — Дезертирство являлось одной из форм выражения настроения деревни…»[948]. А эти настроения, под воздействием революции, тягот и лишений, вызванных мировой и гражданской войнами, на первый взгляд склонялись в пользу «белых». Не случайно Деникин рассчитывал на то, что успех его похода на Москву, будет поддержан массовыми восстаниями и поддержкой крестьян: «Освобождение нами огромных областей должно было вызвать восстание всех элементов, враждебных советской власти, не только усиление рядов, но и моральное укрепление белых армий…»[949].

Однако именно «угроза победы «белых» побудила сотни тысяч крестьян, ранее зарегистрированных как дезертиры, вернуться в Красную Армию в период с июля по сентябрь 1919 года…, за эти месяцы вернулось так много дезертиров, что возникла серьезная нехватка винтовок и обмундирования»[950]. Тогда, как Белая армия не имела «смены» даже во время своих побед, численность Красной — росла даже в период поражений: «Удивительно, — отмечал этот факт американский историк Кенез, — но после поражения в июле и августе численность всех красных частей увеличилась…»[951].

«Удовлетворительное настроение населения в прифронтовой полосе было и в ноябре (1919 г.). Когда части Красной армии начали по всему фронту теснить противника, то они, — как отмечает Корнатовский, — получили всемерную поддержку от населения… Тыловые губернии округа, не испытавшие на себе всей прелести белой власти, являлись более благоприятной ареной для волнений населения, чем прифронтовая полоса…»[952]. Колчак в ноябре 1919 г., находил причину поражения своей армии именно в том, что «нам приходилось пополняться с большим разбором, а между тем наш противник свободно пользовался местной живой силой как благоприятной для него»[953]. К подобным выводам приходил и Деникин: мы были «задушены огромным превосходством противника, обладавшего неисчерпаемыми человеческими ресурсами»[954].

* * * * *

И эта Красная армия была не только регулярной, но и проявляла, даже во время поражений такой боевой дух, который вызывал удивление в стане «белых». Плк. И. Ильин искренне недоумевал: «Одно очень странно: несмотря на жесточайшее поражение, дезорганизацию, отсутствие железнодорожного транспорта, снабжения, красные на многих участках сами начали контрнаступление и переходят в контратаки. Откуда столько энергии? Почему при полном развале, голоде и пр. они все-таки наступают, сдерживают и даже кое-где имеют успех?»[955].

«Железные дороги, города, вся структурная организация России почти разрушена, но так или иначе им (большевикам), похоже, удалось сохранить свою власть над массами русского народа, и что гораздо важнее, — отмечал в 1921 г. премьер министр Италии Ф. Нитти, — им удалось создать большую армию, которая, по-видимому, хорошо управляется и хорошо дисциплинирована, и большая ее часть готова умереть за свои идеалы», «посреди стольких страданий ни один другой народ не знал бы, как содержать такую мощную и дисциплинированную армию, какой является армия революционной России»[956].

Посланник американского президента У. Буллит в марте 1919 г. сообщал В. Вильсону, что Красная армия сражается «с энтузиазмом крестоносцев»[957]. В одном из солдатских писем, проверенных военной цензурой белых летом 1919 г., отмечалось: