«Дерутся красные так, что дай Бог, чтобы все наши войска дрались так. Мобилизованные сибиряки не желают драться и при сближении с неприятелем (красными) переходят на его сторону…»[958] Действительно массовые перебежки к «белым» прекратились уже весной, с тех пор все большую силу набирали перебежки к «красным». Переходили целыми частями, например, в сентябре 1919 г. плк. Ф. Богданов, командовавший 2-й отдельной Оренбургской казачьей бригадой, вместе с бригадой в полном составе (более 1500 сабель, в том числе 80 офицеров) и со всем вооружением перешел на сторону красных[959].

О впечатлении, которое произвели на французов их столкновения с красными частями, писал бывший российский военный агент в Сербии полковник генерального штаба Энкель, близко соприкасавшийся со ставкою ген. Ф. д’Эспере. По словам французов, красные проявляли все качества, присущие первоклассным войскам, и двинутые против них танки не произвели никакого впечатления и, несмотря на огромные потери с их стороны, были ими захвачены. Еще более удивляло французов, сообщает полковник Энкель, умение быстро водворять и поддерживать строжайший порядок в занимаемых ими городах[960].

«Я помню, — вспоминал один из меньшевистских лидеров А. Мартынов (оставшийся на Украине), — как к нам впервые пришли поляки: прекрасные откормленные кони, солдаты и офицеры все одеты были с иголочки в новенькие мундиры, пулеметы сверкали. Офицеры сейчас же устроили себе в нашем доме заводского правления лукулловский обед. Видно было, что хорошо заботилась об них богатая французская тетенька. Когда они выступили, пришли красноармейцы: плохо одетые в пеструю, рваную одежду, плохо обутые, кто во что, полуголодные и в то же время, что было для нас совершенно ново, стесняющиеся просить хлеба. Когда я сопоставил эти две армии, я опасался, что наши при первом столкновении разбегутся. Как сильно я заблуждался! Эти оборванные, полуголодные люди дрались как львы и прогнали неприятеля, который, на наш глазомер, был в пять раз многочисленнее их»[961].

Красная Реформация

Большевистские командиры теперь сильно превосходили наших и некоторые их части сражаются с убежденностью, коей в наших частях нет.

Ген. А. Нокс, август 1919 г.[962]

Если у белых основную движущую и цементирующую силу армии составляли офицеры-добровольцы, казаки и интервенты, то в Красной армии эту роль выполняли коммунисты.

Именно их роль, приходил к выводу член правительства Северной области эсер Б. Соколов, оказалась решающей: «Для гражданской войны нужна, какая-то особая, железная сверхдисциплина. Это хорошо поняли большевики. Но они поняли ее своеобразно и решили, что одной дисциплины мало, что нужна внутренняя спайка, цемент, который не позволял бы развалиться зданию от первого же ничтожного дождя, они этим цементом, вкрапленным в мельчайшие воинские единицы, поставили комячейки. Благодаря последним, они держали в своих ежовых рукавицах солдатскую массу. Но держали ее не только наружной спайкой, но и внутренней»[963].

Несмотря на все трудности и промахи, Красная армия была функционирующим предприятием, подтверждал П. Флеминг, «когда дела шли из рук вон плохо, почти всегда находился коммунист или группка коммунистов, бравших власть в свои руки, и группа партийцев, обеспечивавших дисциплину по всей вертикали и внушавших ту уверенность, которая и определяет разницу между победой и поражением, в слабых сибирских (колчаковских) армиях не было ничего подобного»[964].

При этом, чем тяжелее становились условия на фронте, тем больше рабочих вступало в большевистскую партию (Таб. 4). К январю 1920 г. в Петроградской парторганизации доля вступивших в партию в 1919 г. составляла 61,4 % а в 1917–1918 гг. — 34,9 %. Из членов партии — более 10 тыс. рабочих[965]. Общее количество рабочих Петрограда на вторую половину 1919 г. доходило до 80 тыс. человек, при общей численности населения города 800 тыс.[966] Т. е. в партии состояло почти 13 % всех рабочих Петрограда.

Таб. 4. Численность партийных организаций Петрограда, чел.[967]

Те же тенденции наблюдались и в настроениях деревни, которые знаменовали изменения, произошедшие в ней с началом полномасштабной гражданской войны. Например, если в начале 1918 г. число большевиков в Северных губерниях исчислялось в сотни, то осенью — в тысячи человек. Общее число членов большевистской партии в пяти северных губерниях, к концу 1918 г. достигло 11,5 тыс. чел., а сочувствующих — 7,1 тыс.[968] В последующие годы эта тенденция только усиливалась, в результате доля крестьян в партии, по отношению к рабочим, увеличилась (Таб. 5).

Таб. 5. Социальный состав РКП(б)[969]

Те же тенденции наблюдались и в Красной армии в целом: на второй год гражданской войны в сентябре 1919 г., командующий Южным фронтом Егоров сообщал, что к нему поступило пополнение около 33 000 человек. Партийцев был 1 %, тогда как раньше коммунистов среди прибывающих часто не было вовсе[970]. К концу 1920 г. партийно-комсомольская прослойка в РККА составляла около 7 %, в командном составе доля коммунистов достигла 20 %[971].

К 1 октября 1919 г. в армии, по оценкам историка Ганина, было до 180 тысяч членов партии, а к августу 1920 г. — свыше 278 тысяч. При этом за время Гражданской войны на фронте погибли более 50 тысяч большевиков[972], или примерно, по подсчетам Ганина, «за годы Гражданской войны погиб каждый пятый, находившийся на фронте большевик»[973].

Численность большевиков в Красной армии, в решающие периоды борьбы, примерно в 3 раза превышала численность офицеров в Белой, однако если брать только боевую численность обоих армий, то количество большевиков окажется сопоставимым с численностью белых офицеров, сопоставимым окажется и размер потерь в этих группах. Поэтому одним только превосходством в численности организующих групп невозможно объяснить тот факт, что массы пошли за большевиками, а не за белыми.

Решающее значение, в этом ключевом вопросе, имели цели движения: за что шли в бой противоборствующие армии? И именно здесь, указывал Ленин еще летом 1917 г., у большевиков было неоспоримое преимущество: «С точки зрения целей движения факты говорят, что пролетарская гражданская война может выступать с открытым изложением народу своих конечных целей, привлекая этим симпатии трудящихся, а буржуазная гражданская война только сокрытием своих целей и может пытаться вести часть масс; отсюда громадное различие по вопросу о сознательности масс»[974].

В этой связи любопытно сравнение количественных и качественных показателей советской и белогвардейской пропаганды. В декабре 1919 г. совокупный тираж главных советских газет «Беднота», «Правда» и «Известия ВЦИК» превышал миллион экземпляров в день[975]. Во второй половине 1919 г. в РККА ежедневно отправлялось 520 тыс. экземпляров центральных газет. Помимо этого выпускались армейские газеты, тираж которых достигал