Когда все дела были переделаны и я была готова к поездке в аэропорт, выяснилось, что он со мной поехать не сможет. Поэтому прощание, до боли сладкое, проходило в коридоре квартиры. Слишком торопливо, чтобы насладиться им сполна. Как будто показали десерт, дали лизнуть и забрали.

После чего он ушел на работу, а я отправилась на такси в аэропорт. Отправилась, чтобы достигнуть мечты. Чтобы стать той, кем должна.

В прошлый раз в аэропорту я была с Ромой. Он вел меня сильной рукой, как будто сам летал не пару раз, а ежедневно. Что бы он ни делал, за что бы ни брался, в нем была эта внутренняя сила, уверенность в правильности каждого своего шага. Но, как и каждый человек, он имел две слабости. Меня и хирургию.

Сегодня же я здесь была одна, стояла как потерянный ребенок, обтекаемая со всех сторон целой вереницей людей. Они спешили на свой самолет или с самолета, жили своей жизнью, меня почти не замечая. Не замечая, как меня трясет от страха. Мне казалось, что этот мост, даже тот хлипкий мост, рассыпался. И я стою на самом краю пропасти, а подо мной бездна.

Что там? Правилен ли тот путь, который я выбрала? Почему у меня нет той уверенности в каждом своем поступке, почему, действуя по жизни, я всегда на кого-то оглядываюсь?

Сначала отец, потом Веселов, потом Рома, потом Афанасьев. И снова Рома. Ведь он, по сути, принял решение за меня.

«Если ты не попробуешь, ты меня возненавидишь. Не сейчас, но потом у нас будет семья, и клетка закроется. Счастлива ли ты будешь в ней?»

И самое ужасное, что я знала: буду. Буду, черт возьми. Потому что я была счастлива просто оттого, что в этом мире есть человек, который испытывает ко мне те же чувства, что и я. Оттого, что любима и люблю.

Когда-то давным-давно я мечтала стать великой, покорить мир своим талантом, а потом появился Сладенький и разрушил мою личность, забрался внутрь, как зараза, и растоптал некогда главные мечты.

И он ведь не виноват. Его эгоизм и жестокость даже не давали намека, что его можно полюбить с той же силой страсти, что и балет. Я сама. Я сама сделала это с собой.

Но надо попробовать. Просто сесть в этот чертов самолет и попробовать, наконец, перестать быть зависимой от мужчин.

Разве не в самореализации предназначение женщины? Помимо выведения потомства.

Поэтому, решив, что даже Рома мне не указ, я направилась прямиком к месту посадки.

И только сделала шаг, как столкнулась с худой темноволосой девушкой.

Она уже хотела разразиться бранью, но ей помешал мой крик:

— Катя?

Я не видела подругу по клубу две недели, полностью уверенная, что теперь она счастлива с Максом и скоро у них свадьба. Но рядом стоял не Макс.

Это был грозного вида темноволосый мужчина. Казалось, твердые губы никогда не знали ни улыбки, ни даже усмешки.

— Аня, вот те на! А ты куда собралась? А. Лондон!

— Это ты куда собралась? А как же… — я хотела сказать «Максим», но она сделала большие глаза и, натянуто улыбнувшись своему провожатому, увлекла меня в сторону.

— С Максом все.

— Почему?! — удивилась я.

— Он без шиша в кармане. А в его квартире разве что коту жить. А этот… — она кивнула на мужчину, казалось потерявшему интерес не только к Кате, но и к жизни вообще. — Этот при деньгах. Скатаюсь с ним на пару недель и заживу припеваючи. Потом, может, и к Максу вернусь.

Она говорила с той циничностью, присущей разве что видавшим виды проституткам. Так же порой разговаривала и Губанова. Меня поразило, с какой легкостью Катя оставила любимого и дочь ради денег. Я, не привыкшая молчать, ей все высказала.

— Не надо меня судить, — тут же ощетинилась Катя и скрестила руки с дорогущим маникюром на пышной груди. — Сама-то что? Я слышала про Лондон. Все тебя хвалят в клубе. Да и правильно. Зачем тебе какой-то московский доктор, когда тебя ждет мировая слава?

— Все не так, — сразу напряглась я, слыша в обидных словах те же нотки, что и в недоверии к «долго и счастливо» у Ромы. — Я всегда буду его любить, какой бы известности я ни добилась.

— Ну-ну. Поговорим об этом, когда ты будешь гастролировать по всему миру. А он будет пялить какую-нибудь медсестру в ординаторской.

Рука мгновенно на это поднялась и хлестко встретилась с щекой Кати.

— Ох, — я и сама не ожидала подобной реакции. — Прости, просто…

Катя прижала ладонь к растекавшемуся пятну на щеке и как-то резко сникла, но в глазах вместо цинизма появилась злоба.

— Что? Тяжело, когда кто-то озвучивает твои мысли? Забудь о нем. В мире людям всегда дан выбор. Либо счастье семейной жизни, либо гениальность и талант. Нельзя иметь все, дорогуша, поняла? Почитай историю. Не один гений не был счастлив в любви.

Она ушла, гордо вскинув подбородок, оставив меня стоять посреди собственных зыбучих песков мыслей и паники. Воздуха не хватало сделать элементарный вдох. В мозгу не было кислорода, и я не могла собрать мысли в кучу.

Нет. Нет. Нет. Это просто работа. Я просто буду балериной, и Рома будет…

А что будет Рома? Он разве не мужчина? Разве хватит вашей страсти на отношения на расстоянии?

Циничность собственных рассуждений испугала меня, и я рванула в ближайший туалет умыть разгоряченное лицо. Прохладная вода немного освежила кожу, но в мыслях продолжался хаос.

Из зеркала на меня смотрела бледная девушка с, казалось, огромными синими глазами и часто дышала через рот.

Если он мне изменит, он мне не нужен. Ведь так? Я доверяю Роме. Он не предаст меня. Год, два, пять лет.

А дальше? А сама ты не польстишься на постоянного партнера по танцам, а не захочется ли тебе простой мужской ласки, как Роме захочется женской?

В расставании не будет вашей вины. Так сложится жизнь.

Разговор сам с собой походил на шизофрению, но иначе было не понять. Что я делаю? Для чего и кого я существую? Балет — это прекрасно, но сделал ли он меня счастливой настолько, насколько Рома?

А испытывала ли я, танцуя на сцене, всю гамму чувств, как с любимым? А ненавидела ли я так же, играя на сцене? И суть не в том, чтобы отказаться от сцены. Танцевать я могу и здесь — в Москве.

Суть в том, а зачем мне гениальность, если рядом не будет его.

И когда последняя мысль птицей долетела до края сознания, обогнув его несколько раз, я смогла, наконец, вдохнуть полной грудью.

Тиски, сжимавшие грудь, ослабли, а на лице появилась слабая улыбка.

Как все просто!

Мне не нужна сцена без Ромы, так же как и ему перестала быть нужна медицина без меня. Мы стали неотъемлемой частью профессий друг друга. Мы стали неотъемлемой частью друг друга. Мы единое целое и без своей половинки просто чахнем.