— Я не хочу слушать твоих предложений и вообще сейчас позвоню Роме, и он…

Из моих рук Олег вырывает телефон и со всей дури бросает об стену.

— Ты рехнулся?! — закричала я и бросилась к разбитому в хлам аппарату. Первому подарку Ромы. Там столько наших фотографий. У меня даже в разлуке рука не поднималась их удалять, а тут… Их больше нет!

— Что ты наделал?! Что ты натворил?!

— Забудь про это дерьмо, — с рыком в голосе сказал он и сильной рукой оттолкнул от места, где я мысленно, как питомца, хоронила свой телефон. Я отлетела к учебному столу и больно ударилась копчиком.

— Это ты дерьмо! Псих!

Я бы еще много хотела ему высказать, расцарапать пропитую рожу ногтями до крови, но не успела. Он резким движением поднял меня и встряхнул, как тряпичную куклу.

— Оставь меня! Отвали!

— Рехнулась ты! У тебя есть все! Все! Чтобы стать великой балериной. Ты умеешь покорять с первого взгляда. Ты великолепна, неподражаема!

И еще много эпитетов, которые слушать мне было не интересно. Он мне был не интересен. Попыталась стряхнуть его руки с себя, но тщетно.

— А ты променяла все на член?! На бабло и телефон?! — кивнул он на стену. — Ты должна работать, пахать, приносить радость людям! А ты продалась за любовь докторишки!

— Да! Да! Да! Ты прав! Что же ты от меня хочешь! — уже реву на разрыв, сотрясаясь всем телом, понимая, что все мечты, которые я когда-то лелеяла, иссохли, как цветы. Вместо освежающей воды тренировок и внутренней энергии я поливала их трудностями жизни. И в какой-то момент любовь Ромы стала важнее выступления на сцене, а позже накормить Лелю и вылечить мать стало главнее учебы в Академии. Когда-то я мечтала стать великой, теперь я мечтаю просто знать, что все живы, здоровы и что Рома больше мне не изменит. Да и правильно. Что такое карьера балерины? Пшик по сравнению с той любовью и одержимостью, что есть между мной и Ромой. С тем счастьем, что я ощущаю от улыбки матери и сестры.

— Поехали в Лондон, — вдруг страстно шепчет Олег, вытягивая меня из плена собственного сознания.

Что?

Посмотрела в черные глаза и задохнулась от той силы чувств, что там обитала. Она пугала и затягивала, а мысль о международной карьере лишь подогревала интерес.

— О чем ты?

— Лондон, — стал мять мои плечи Олег, стараясь прижать к себе ближе. — Поехали. Там Диксон. Он от тебя в восторге. Готов предоставить место в Лондонской Академии искусств, место в театре, сделать тебя главной примой. Он восхищен!

Да, все это красиво, вот только от его сладковатого запаха изо рта уже тошнит, а пухлые губы вызывают лишь рвотные рефлексы. Ладонями сдерживала его пыл, упираясь в грудь. В какой-то момент, когда его губы таки добрались до моей щеки, собралась с силами и оттолкнула.

Сразу к двери. Заперто.

— Аня.

— А ты-то тут при чем? Зачем мне ты? — не оборачиваясь, спросила я, дергая ручку и стуча в дверь, чувствуя, как внутренности связывает узел страха. Я слабее. Ну почему я всегда слабее мужчин?

— Потому что только я смогу направить тебя в нужное русло, — уже подойдя слишком близко, ответил на вопрос Олег и коснулся рукой плеча в водолазке.

Только даже через ткань мне казалось, что мерзкое щупальце присосалось к коже. Резко зашипела, не хуже змеи. И со всей дури ударила его по руке!

— Не трогай меня! Не прикасайся!

У мужчин рефлексы порой срабатывают слишком быстро. Только понять у женщин вовремя не получается. А иначе как объяснить, что я не успеваю увернуться от оплеухи, что толкает меня к двери.

— Аня… Я же люблю тебя, — кажется, он и сам своей реакции испугался.

— Скотина. Стоит только Роме узнать, и он тебя скальпелем на ленты порежет, — угрожала, держась за горящую от удара щеку. — Вырежет сердце и отдаст более полезному человеку!

Наверное, зря я заговорила при влюбленном мужчине о сопернике. Во взгляде Олега тут же пропадает вся вина, а черты лица сразу становятся острее.

— Твой Рома никто! Он вырвет твой талант с корнем и растопчет! — закричал он и схватил меня в плен рук и, подняв наверх, резко опустил. От удара об пол, покрытый линолеумом, из груди с визгом выбило весь воздух, и сделать глоток я даже не успела.

Олег навалился сверху и смял мои губы слюнявым поцелуем.

Его руки по-хозяйски шарили по моему телу, стараясь стянуть водолазку и расстегнуть узкие джинсы.

Отпихивая его, я слушала, какой он понимающий, какой любящий. Выла и с отвращением ощущала, как его член тычется в меня сквозь одежду.

— Помогите! — крикнула я, когда он, так и не сумев расстегнуть джинсы, стал вылизывать шею и задирать синюю водолазку.

— Сейчас, сейчас, — шептал он, елозя по мне и пытаясь стянуть джинсы. — Сейчас тебе станет хорошо.

А я вдруг успокоилась. Узкие штаны, даже натянутые с трудом, надежно защищали мою честь от посягательств этого человека. Этого животного.

Когда его руки до боли сжали оголившуюся грудь, я заверещала и тут же снова ощутила его язык во рту.

С каким-то извращенным желанием причинить боль я укусила его.

Олег взвыл раненым зверем и отпрянул, держась за рот, из которого капала кровь.

Получил?

Тут же рванула к двери, чувствуя уже не страх, а нервное возбуждение. Хочет насилия? Получит.

Стоило ему ко мне приблизиться, я тут же пнула его ногой с каблуком прямо в пах.

Я не для того снова стала счастливой, чтобы быть изнасилованной. Я могу за себя постоять!

Хотела уже снова крикнуть о помощи, как вдруг дверь с треском открылась.

— Рома, — облегченно выдохнула я, когда, весь взмыленный, любимый появился на пороге с целым отрядом людей в форме за спиной.

Рома как будто выдохнул из себя воздух и тут же прижал меня к себе, отодвигая в сторону и давая шанс парням взять воющего от боли Афанасьева.

Так ему и надо.

— Так и знал, что ты справишься сама, — шепнул мне в волосы Рома. Я только внутренне хмыкнула. Уж не знаю, как он догадался, но, судя по бешено бьющемуся сердцу, он явно не медлил, пытаясь меня спасти.

— Ты видел мои джинсы? — вдруг усмехнулась я, чувствуя, как внутри из всех щелей лезет веселье. Все хорошо. Я в безопасности. — Мимо них ни один насильник бы не пролез.

Рома фыркнул и обещал показать, как легко они при желании снимаются.

И я радовалась, что все окончилось хорошо. Радовалась и совсем забыла о словах Олега про Лондон и международную карьеру.

Забыла. Забыла. И мое вновь появившееся желание покорить сцену запрятала в такие закоулки сознания, что ни один сыщик не найдет. Сыщик не найдет, а вот я сама легко.