В дверь позвонили.

Мать отложила вязанье и пошла открывать. Через несколько минут на пороге появилась Мартина. В руках у нее была коробка с подарком. Вот он, сюрприз. Они не виделись уже несколько лет, и мальчик был рад, что она приехала.

— Как дела у моего любимого подопечного? — спросила Мартина.

— Хорошо, — ответил он. И прибавил: — Я теперь мужчина.

Мартина улыбнулась и погладила его по голове:

— Разумеется, милый. Ты уже совсем взрослый.

Приемная мать помогла Мартине снять пальто. Под пальто обнаружилось такое, чего мальчик никак не ожидал, — огромный живот.

— Какой срок? — спросила приемная мать.

— Осталось совсем немного, — ответила Мартина.

— Мальчик или девочка?

— Мы не стали узнавать пол, пусть это будет сюрприз, — сказала она, поглаживая живот, и мальчик понял, что там внутри живет малыш, который вот-вот родится. Ему вдруг стало грустно. Он и сам не знал почему, просто так вышло.

Мать зажгла свечи на торте. Мальчик их задул. Мать и Мартина захлопали в ладоши, а приемный отец наблюдал за происходящим издалека. Мальчик натянуто улыбнулся, но чувствовал себя несчастным.

Потом пришло время открывать подарки. Приемный отец сделал для него какую-то деревянную коробочку.

— Это шкатулка, — пояснила мать. — Можешь положить туда то, что тебе дорого, хранить свои воспоминания.

На крышке было вырезано: «С днем рождения. От мамы и папы».

Потом пришел черед подарка от Мартины. Он развернул обертку, хотя ему было неинтересно, что внутри.

— Это плеер для дисков, — сказала Мартина. — На нем ты сможешь слушать музыку.

— Спасибо, — ответил мальчик, подхватил подарки и побежал наверх, в свою комнату. Оказавшись на пороге, он вдруг передумал.

Он направился к комнате другого мальчика. Открыл зеленую дверь.

— Она уже тебя забыла, парень, — начал с порога Микки, глядя ему в лицо. — Да что там, она даже нашла тебе замену.

— Неправда. И вообще, я уже не мальчик, я мужчина, — возразил он.

Микки рассмеялся.

— Что смешного? — разозлился мальчик.

Микки продолжал хохотать. Это бесило. Чтобы заставить его замолчать, мальчик швырнул свои подарки об пол, и они разлетелись на куски. Микки захохотал еще громче.

— Я женюсь на Мартине, — решительно сказал мальчик.

— Тогда тебе придется засунуть в нее свою морковку. А тебя уже кто-то опередил.

Не в силах больше выносить Микки, мальчик развернулся и снова спустился вниз. Он затаился у входа в гостиную. Из-за двери раздавались голоса приемной матери и Мартины. Они не заметили, что он весь на нервах. Что ж, так даже лучше. Поняв, что успокоился, он вошел в комнату.

— Где ты пропадал? — с мягкой улыбкой спросила Мартина. Она сидела там, где недавно вязала приемная мать, играла с красным шерстяным клубком и покачивалась в кресле у камина.

Мальчик молча подошел к ней.

— Хочешь, послушаем музыку? У меня в машине куча дисков, я могу научить тебя пользоваться плеером.

— Потом, — ответил он, подойдя к ней вплотную. Его тянуло спросить, не хочет ли она выйти за него замуж и быть с ним до конца жизни. Но он не мог подобрать нужных слов.

«Придется тебе сунуть в нее свою морковку…»

— Что с тобой, милый? — спросила Мартина.

Он наклонился к ней.

— Понятно, ты хочешь, чтобы я тебя обняла?

Мартина раскинула руки, и он нырнул в ее объятья. «Как от нее вкусно пахнет», — подумал он, а затем отстранился, выпрямился и шагнул назад. Улыбка медленно сползла с губ Мартины. В ее взгляде читались грусть и непонимание. Затем она опустила глаза и с изумлением посмотрела на спицу, что торчала у нее из живота. Приемная мать закричала. Приемный отец наконец-то оторвался от телевизора и вышел посмотреть, что случилось. Все трое ошеломленно застыли.

Мальчик понял, что ему нельзя здесь оставаться. Он повернулся к двери и убежал.

Гвидо Роттингер никогда не хотел иметь детей. Девочка узнала об этом случайно, когда рылась в вещах матери. Она нашла несколько писем: родители общались по переписке перед тем, как она родилась. Девочка думала, что наткнется на слащавые и трогательные выражения, из-за которых родители почувствовали бы себя неловко, знай они, что дочь прочитала их послания друг другу. Однако письма были все на одну тему.

Мать умоляла отца передумать и позволить ей родить хотя бы одного ребенка.

«Похоже, ей удалось его убедить», — подумала девочка, горько и иронично усмехнувшись про себя. Но мысль о том, что инженер Роттингер смирился с ее появлением на свет, все же причиняла ей боль.

«Интересно, как бы ты отреагировал, если бы я умерла тогда, две недели назад?»

«Меня бы это убило».

Ей хотелось верить отцу, но увы. В тех письмах отец объяснял матери, что возненавидит их ребенка, и объяснял, почему не желает иметь детей. Наконец он согласился, но при одном условии: какого пола будет ребенок, решать ему. Поэтому мать трижды делала аборт до того, как родить ее. И все три раза это было рациональное решение, основанное на тесте ДНК. Так что отец все же терпел это создание по единственной причине: оно родилось девочкой.

Жизнь Гвидо Роттингера была уже расписана.

Он был старшим из трех сыновей и однажды должен был перенять бразды правления: продолжить дело, которое создал его предприимчивый дед и унаследовал выдающийся отец. Его судьба была решена в ту же секунду, когда он издал свой первый крик. Изменить или подстроить ее под себя было никому не под силу. За него уже решили, какой будет его жизнь. Взамен он получал уверенность в том, что никогда не будет голодать или сомневаться в своем будущем, и все те привилегии, о которых большинство людей могут только мечтать; у него всегда было преимущество, ради которого ничего не нужно делать.

Но главная причина его нежелания заключалась в том, что эти условия должны были передаться и его потомкам.

Гвидо Роттингер не мог противостоять собственной судьбе, но мог не допустить, чтобы с его сыном случилось то же самое. Отказаться от наследника означало разорвать патриархальное семейное проклятие, в плену которого прошла вся его жизнь, которое лишило его всех чаяний, подавило любые попытки проявить свои таланты. И все же не стоило обманываться — то было не проявление исключительного родительского великодушия. Роттингер думал только о себе и в этот раз. Он поступил так затем, чтобы его ребенок, плоть от плоти, не возненавидел его, как он возненавидел своего отца, — в чем он не мог признаться из-за своего положения в обществе.

Девочка с фиолетовой челкой подумала, что ее отец как будто понес наказание, и заслуженное, за то, что вмешался в Божий промысел, ведь его единственная дочь стала проституткой. «Я не должна была появиться на свет», — мысленно повторяла она. Она родилась лишь потому, что они убили трех невинных зародышей, бывших до нее. Где они теперь? Чем они заслужили такую судьбу? И почему вместо них родилась она?