— Белкин? — обратился к Валентину высокий с седеющими висками. — Говори, что с Галей.

— Вы… — начал Белкин.

— Я капитан Сидорин.

— Старший лейтенант Рытьков, — представился молодой.

Белкин начал объяснять несколько издалека.

— Короче, — подхлестнул его хмурый Сидорин, — время дорого.

Белкин заторопился, обрисовал похищение со слов гардеробщицы. Тогда капитан и ей задал пару вопросов, уточнил внешность людей, уводивших Галю.

— Ясно. Илляшевская с кем-то из своих бандюков. Положение тяжелое. Если они поехали в Барыбино, это удача. Если нет, дело дрянь: проищем напрасно… — По физиономии Сидорина наискось промелькнула гримаса ярости. — Звони, Рытьков. Буди Маслаченко и Гороховского. Пусть берут Селимова с автоматом и двигают в «Лилию».

— Ничего, обойдется, Валерий Фомич, — утешая, проговорил Рытьков. — Нагоним их где-нибудь.

Он достал из-за пазухи мобильник, отошел в сторону и через минуту уже договаривался глуховатым баском.

— Поедешь с нами? — Капитан Сидорин оглянулся на бледного Белкина.

— Я бы с радостью… — взмахнул мосластыми руками барабанщик. — Но сейчас продолжение. Если уйду, с работы выкинут. Можно, я вам потом позвоню по вашему номеру телефона?

— Звони. — Сидорин презрительно сморщил нос.

Опера вышли из кафе. Сидоринская «Волга», круто развернувшись, помчалась по ночным улицам, проспектам, свободному, мало загруженному шоссе.

Через час с небольшим они остановились у ворот «Золотой лилии».

— Кто? — послышался в динамике мужской голос, даже в кратком вопросе звучавший с угрозой.

— Московский уголовный розыск.

Ворота немного помедлили и впустили машину. Опера подъехали прямо к высокому крыльцу. Поднялись по ступенькам, засвербел зуммер. Щелкнуло; спросили на этот раз женским голосом:

— Кто?

Капитан разозлился; лицо его пожелтело, глаза безжалостно засветились.

— Полиция. Капитан Сидорин, — сказал опер, сдерживая бешенство и ругательства.

Некто, прятавшийся за углом дома, но отбрасывавший тень на освещенную площадку, прорычал проклятие. Опера не успели войти. Раздался хлопок выстрела, тонко пропела пуля. Пригнувшись, они сбежали вниз и спрятались за машиной.

— Мать-перемать… — выразился по этому поводу сразу повеселевший Сидорин. — Во развлечение… Ствол доставай. Есть?

— А как же, — ответил Рытьков, показывая «макаров».

— Давай с той стороны. Я с этой прикрою. Не забудь про предупредительный. А то прокуратура задолбает. Паскуды, крючкотворы… Дисциплинарщики… Их бы сейчас сюда… — Сидорин выглянул сбоку и крикнул: — Бросай оружие! Выходи с поднятыми руками!

Просвистела еще пуля, цокнула в левое крыло «Волги».

— Ну, маруда, машину испортит. — Сидорин выглядывал снова и кричал сорванным голосом. В ответ опять хлопок выстрела. Сидорин схватился за плечо. — Попал, гад…

— Сандро, прекрати! Я тебе приказываю! — завопила женщина по микрофону. — Что ты делаешь! Сейчас же перестань стрелять!

— Я в бою бабам не подчиняюсь, — нагло ответил из-за угла голос. И опять раздался выстрел.

— Что с вами, Валерий Фомич? — беспокойство металось в глазах Рытькова. — Ранены?

— Плечо левое зацепил… — Капитан привстал и саданул в воздух из «стечкина».

Рытьков пополз, готовясь выглянуть с другой стороны. Из-за угла опять прозвучал выстрел.

— Осторожно… — прохрипел Сидорин. — Плечо немеет… Кровь… Рубашка намокла… Доставай его, Сашок…

Рытьков снял с себя куртку, высунул ее из-за бампера. Кто-то большой выскочил под свет фонаря и начал стрелять. Попал в машину. Рытьков выстрелил навскидку и тут же распластался.

Возникла пауза, потом снова завопил в микрофон женский могучий альт.

— Заткнулась бы… Только мешает… — болезненно оскаленный, держась правой рукой за плечо, сказал Сидорин. — Возьми пока мой ствол…

Выстрелов больше не было. Через пять минут небо начало умиротворенно посыпать землю снежком.

— Ждет. Опытный, сволочь. — Сидорин привалился спиной к машине. — Попробуй глянуть, что там…

Рытьков пополз, вытянулся над самой землей, задев щекой снег.

— Ну? — злобно спросил капитан, мучившийся из-за Гали, раны и собственных непросчитанных действий.

— Лежит кто-то… — Рытьков приподнялся, вгляделся пристальней. — На спине лежит. В руке ничего нет. А, вижу… Пистолет рядом… Не шевелится…

— Притворяется, затаился. — Сидорин попытался встать, но проглотил кислую слюну и передумал. — Никого больше не замечаешь? Нет? Ладно, рискнем.

Рытьков поддержал капитана под спину.

— Вас надо срочно перевязать, — заговорил он, колеблясь, стоит ли оставлять прикрытие. — Срочно перевязать.

— Перевяжем. Кажется, кость не задета. Шкурку сорвал, кровь сильно идет.

С помощью Рытькова Сидорин встал. Долго смотрел, опираясь на машину. Рытьков медленно пошел, держа наготове пистолет. Настороженно повертел головой. Ни на освещенной стороне, ни в тени никто не шевелился. Толкнул ногой неподвижно лежавшего человека. Опять оглянулся, посверлил взглядом тьму поодаль от фонаря. Пробежал глазами по неосвещенным окнам-бойницам. Нагнулся, приставил ствол к голове лежавшего, приложил два пальца к шее. После паузы распрямился.

— Труп, Валерий Фомич. Документы брать?

— Возьми. Давай войдем в помещение.

Опираясь на Рытькова, капитан Сидорин снова оказался у двери феминистского клуба. Микрофон клацнул, заскрежетал, заговорил женским голосом.

— Держи ствол наготове, — предупредил Сидорин старшего лейтенанта и прервал вопросы Илляшевской: — Открывайте.

В мраморном вестибюле перед ними предстала Илляшевская. Из-за ее спины выглядывали костюмерша Мелентьевна и охранница Инга в черной кожаной форменной одежде, но без шлема, полумаски и перчаток с раструбами.

— Оружие есть? На стол, — тяжело дыша, прохрипел Сидорин.

— Нет оружия, — прокуренным подростковым фальцетом пробормотала Инга.

— Газовое, помповое, электрошок.

— У нас ничего нет. — Илляшевская показалась Сидорину крайне удрученной, испытывающей страх и раскаянье.

— Все к стене. Рытьков, обыщи их.

Рытьков грубо, без всякого стеснения обыскал женщин. После обыска вошли в кабинет Илляшевской. На спинке кресла висела дубленка Гали Михайловой.

— Где Галя? — все больше бледнея, грозно, но уже слабеющим голосом обратился капитан к директрисе.

— Она в соседнем помещении. Там, за ширмой.

Опера проникли за ширму в некое подобие алькова. На широком диване, укрытая пледом, с красноватым лицом и закрытыми глазами лежала Галя. Ее светлые волосы, разметавшись на подушке, сливались со светло-золотым бархатом. Она дышала открытым ртом, и казалось, от ее дыхания воздух в этом помещении тоже был жарким.