— Ой, у вас, как обычно, гости. — Ее физиономия с облупившимся, обгоревшим носом осуждающе вытянулась. — Сонь, ты забыла, что ли? Я ведь еще вчера вечером прилетела! Звоню, а тебя дома нет!

Тамара Васильевна, не позволив маме вклиниться, заверещала:

— Лилечка Евгеньевна, миленькая моя, что ж вы мне-то не позвонили?! Ой, до чего же вы похорошели — прямо любо-дорого поглядеть! Ну как там, в Турции? Я жду не дождусь, когда вы у нас в библиотеке снова выступите! Присаживайтесь, солнышко!

Лиля и без ее приглашения бы не растерялась, села… Причем она почему-то проигнорировала место рядом с обожавшей ее Тамарой Васильевной, а плюхнулась рядом со мной на диван и заявила, что я погано выгляжу. Спасибо на добром слове, как говорится!..

Мама поставила для нее чистую тарелку и рюмку. Выяснилось, что шампанское кончилось, осталась одна водка.

— Да ну — водка… Нет, что вы, я к другому привыкла! Сухие вина, джин-тоник, ликеры разнообразные, — понтилась Лилия. — У нас в отеле Oasis Beach Vista бары почти что круглые сутки работали… Напитков — хоть залейся!

— Господи, живут же люди за границей! Не то что мы здесь, — всплеснула руками Тамара Васильевна.

— И кормили вкусно? — вытянула шею из-за ее плеча другая библиотечная мартышка.

— А то?.. Пять раз в день, — отчеканила зазнайка Лиля. — Один официант мне сказал: «Леди, будьте осторожны, турецкая пища очень калорийная, вы можете поправиться». А я ему в ответ: вот еще не хватало, стану я себя ограничивать, когда за все уплачено!.. Не волнуйся, говорю, дома похудею!.. В Новосибирске мне по двадцать блюд на ужин никто не подаст.

— Неужели целых двадцать блюд? — отвесила челюсть неизвестная мне бабуленция, кажется коллега Тамары Васильевны.

— Ха! Даже больше! Одних десертов двадцать, а кроме них и салаты, и гарниры. Курица, баранина, говядина! Только свинину не готовили. Турки — они же мусульмане, им религия запрещает. Это у нас, у русских, все картошка да картошка…

Лилия Евгеньевна осуждающе показала пальцем на блюдо с молодой картошкой, посыпанной укропом, однако начерпала себе полную тарелку, а сверху забросала селедкой, колбасой и прочими закусками. Бабушка налила ей водки, и юристка махнула стопку за милую душу, крякнула и захрустела малосольным огурцом.

— Лилечка, ну рассказывайте дальше. Что ваш Махмуд? — изнывала от нетерпения Тамара Васильевна.

— Не Махмуд, а Мехмет. Да что мне он? Нужен больно!.. Я его всего-то один разок видела — в день приезда… Меня там без него женихи одолевали!

Общество так и не успело узнать про многочисленных женихов юристки, потому что над входной дверью опять заливисто прозвенели колокольчики, и Окса бросилась отворять ворота. На сей раз явился мой жених — багровый от надсады. Он втащил в зал длинный, скатанный в рулон ковер, затем внес две картонные коробки. Мне стало страшно за него: куда так нагружаться, когда ему сняли гипс лишь позавчера? И то без разрешения медиков… В прихожей, заваленной обувью, образовался затор — родственники из Абакана оставались для меня невидимыми, зато я слышала, как Оксанка их приветствует:

— Добро пожаловать, с приездом вас! Как доехали?

— Хорошо доехали, спасибо, доченька, — ласково ответил ей женский голос.

Я пыталась выкарабкаться из-за стола, но путь мне преграждала толстуха Лилия Евгеньевна, которая непрерывно, как корова, жевала. Голова предательски закружилась.

— Пропустите Риту! — прикрикнул на юристку Стасик и пояснил своей матери, что она перепутала подружку Оксу с его невестой.

Лиля нехотя сдвинули ноги с прохода, а мама подала мне руку, помогая выбраться. Я очутилась перед невысокой, черноглазой женщиной со смуглым, монголоидным лицом и густыми черными волосами — она вовсе не походила на сына…

— Здравствуйте. — Мои коленки задрожали, стукаясь друг об друга. Если бы мама Стасика меня не обняла, я бы, наверное, рухнула на пол как подкошенная и забилась в конвульсиях.

— Здравствуй, деточка, здравствуй, моя дорогая!.. До чего же ты молоденькая да худенькая, просто былиночка!

— Зато на руках носить легко, — непринужденно вставил Рудницкий.

— Ничего, откормим, — заверил мужской голос. — Были бы кости, как говорится, мясо нарастет!.. Главное, невестка у нас красивая, как картинка.

На меня внимательно смотрели серо-зеленые, такие же, как у Стасика, глаза. Его отец ростом значительно превосходил супругу и, в отличие от нее, имел светлые волосы.

Он тоже притянул меня к себе, ободряюще похлопав по спине, и сумасшедшее биение моего сердца начало стихать. Из его рук я плавно перешла в объятия к Стасеньке, который не удержался и поцеловал меня. Над столом пронесся шумный коллективный вздох…

С балкона вывалили курильщики, стали поочередно пожимать руку Рудницкому-старшему.

— Марк Анатольевич, — представлялся он баском.

— Очень приятно, сват, — по-свойски тряхнул его ладонь Ефим Петрович.

Баба Рая тем временем подскочила к матери моего жениха:

— Ну, давайте знакомиться!.. Меня зовут Раиса Семеновна.

— А меня Альфия Абдуловна, — с милой, застенчивой улыбкой, тоже ужасно знакомой, похожей на Стасову, сказала та. — Можно просто Аля.

— Вот как вышло-то — наши ребятишки сами, без нас, все решили. А я уж перечить не стала. А что? Сын у вас справный, мне сразу понравился, — стрекотала моя бабушка.

И опять вышла путаница. Бабу Раю приняли за мою маму, Стасику вновь пришлось вносить ясность. Но бухой Ефим Петрович отодвинул его, вырвавшись на передний план:

— Да и правильно, что Раису считают матерью, а меня — отцом!.. Она Ритку вынянчила, а я ей, почитай, заменил отца!

— Как это заменил?! Чего ты такое мелешь, тукан? — громко возмутилась баба Тоня. — Можно подумать, наша Риточка — сирота. Ничего подобного, Алечка и Марк Анатольевич. Завтра во Дворец бракосочетаний придет ее настоящий, родной отец, там и познакомитесь… Случилось у нас так, что Соня с Ленечкой немножко повздорили. Подумаешь, с кем не бывает?.. Помирятся…

Бабушки сцепились, выясняя, кто тукан, а кто замечательный человек, и это было даже не смешно, это было за гранью… Но я не слушала их воплей, думала только о том, что завтра увижу папу… Может, он на самом деле помирится с мамочкой? Вот бы было здорово… Коротко глянула на свою Софью Николаевну — лицо у нее было красное, возбужденное, но, к счастью, она ни во что не вмешивалась, не возражала. Крутилась вокруг стола как юла, наводя порядок, расчищая полигон для новых гостей… Все же терпения моей маме не занимать!

— Софья Николаевна, чуть не забыл! Водитель Вадима Георгиевича передал коробки с провизией, — спохватился Стас, указывая ей на принесенную поклажу.

— Фимочка, бедненький, сладенький мой, — причитала над законным супругом баба Рая, поглаживая его плешивую башку. — Пойдем отсюда, мое сокровище!.. Видишь, что получается? Из кожи вон рвешься, а они ничего не ценят!.. Один ты, мое золотко, понимаешь мою тонкую, нежную душу!..