Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я села на диване. Прямо перед глазами на ручке серванта висели плечики с белым кружевным подвенечным платьем и полупрозрачной фатой, прицепленной за венок из живых маргариток.
— Ой, мамочка!.. Какая прелесть!
— Доброе утро, моя ненаглядная!.. Тебе нравится?.. Это одна девушка, цветочница из салона «Сибирская орхидея» придумала сделать для тебя венок из разноцветных маргариток и такой же букетик вместо флердоранжа.
— Здорово как!.. Мамуль, а мне такой сон странный приснился: будто у меня много-много хорошеньких ребятишек…
— Это к добру, к богатой и счастливой жизни, — с улыбкой сообщила Альфия Абдуловна, выглядывая из открытой двери в кухню.
Она была в фартуке, с выпачканными мукой руками. Спросила, люблю ли я беляши.
— Я сильно уважаю, — опередил меня ее муж.
— Да, — кивнула я. И подумала, что гораздо больше беляшей люблю своего Стасеньку… Господи, скорей бы!..
Утренние часы, словно повинуясь моим желаниям, промчались со скоростью трех минут. Пока я была в ванной, Марк Анатольевич разложил в зале большой стол и приставил к нему кухонный. Наши мамаши накрыли его скатертями, расставили разномастную посуду и нетронутое с вечера фруктовое изобилие.
— Вот ведь ни скатертей одинаковых у меня нет, ни большого сервиза, — сокрушалась мама. — Совсем не подготовилась!
— Э-эх, да разве в этом дело? Зато всего вдоволь — и овощи, и фрукты поспели, все свеженькое. Молодцы ребятишки, что к августу подгадали! — не переставал ободрять ее мой будущий свекор.
Я краем уха слушала их и красилась. Потому что красота — страшная сила. Благодаря тональному крему цвет лица у меня сделался такой, будто не в больнице полтора месяца мариновалась, а в санатории колбасилась. Оксанка презентовала мне стойкую губную помаду, чтобы не стиралась от поцелуев, и новую тушь взамен моей пересохшей.
— Ты — настоящий товарищ. — Я чмокнула ее и вопреки обещаниям производителей оставила на щеке подружки яркий след. Приуныла: ну вот…
— Ничего. Подумаешь, помада подкачала! Главное — настроение. Красота определяется состоянием души, — заверила Окса, застегивая на моей спине «молнию» платья.
Мама покупала его на глазок и не промахнулась ни с размером, ни с фасоном. Я считаю полным отстоем пышные юбки на кринолине и жесткие корсеты, напоминающие о травматологическом отделении. И она выбрала элегантное платье прилегающего естественного силуэта с мягко струящимся подолом, достигавшим щиколоток.
— Что делать с грудью? Груди-то нет, — пыхтела я, рассматривая себя в зеркале.
— Где же Стас? Чего он не едет? Времени уже половина первого, — волновалась Альфия Абдуловна.
— Может, передумал? — подзуживала Петренко.
— Дамы и барышни, прошу не беспокоиться! Все уже подъехали, — возвестил Марк Анатольевич, карауливший сына на балконе.
— Ой, а я еще даже фату не примерила!
— Не боись, Ритка! Никто его в дом без выкупа не пустит, — заверила Окса.
Ей на подмогу подоспели Светка Пономарева с Эдиком, который вызвался выступить свидетелем жениха. Подбежали еще и девчонки из моей университетской группы, бабушка с дедушкой и соседи. Не знаю уж, как они там изгалялись над Стасиком и его друзьями, я только слышала, что лестничная площадка взрывается от хохота. Сто раз успела занавеситься фатой и столько же раз прогарцевала перед трюмо в новых маминых туфлях от Кардена — благо размер ноги у нас одинаковый. Мне было так кайфово, что пол уплывал из-под ног…
Первой в прихожую ввалилась баба Рая:
— Ой, Ритулька-то у нас какая раскрасавица!
— Ри-и-иточка, — раскинул передо мной руки радостный Стасик, прикинутый в непривычно элегантный бежевый костюм и светлую сорочку с шелковым шейным платком.
Кажется, он в процессе выкупа хапнул шампанского или чего-то покрепче… Но точно удостовериться в том, пьян он или трезв, мне не удалось, потому что бабуля запротестовала:
— Нет-нет-нет, никаких поцелуев до ЗАГСа! Молодым и ехать полагается в разных машинах.
— Поехали! — торопил Стас.
— Доченька, ты ничего не забыла? — с тревогой спросила мама, крутившая в руках симпатичный круглый, как шар, букетик из желто-оранжево-белых маргариток, похожих на маленькие солнышки.
Я на секунду задумалась. Забыла!.. Схватила с полки томик Сафо и с книжкой под мышкой направилась на выход. В последний девичий путь… У подъезда стояли желтое такси, серебристый BMW Паперного и его же белая служебная «Волга». Ну куда бы мы делись без Вадима Георгиевича?..
Мы со Стасиком и свидетелями сели в самый прикинутый BMW. Мама с Паперным и Светой в «Волгу», а вчерашние молодожены и соседи в такси. Друзья жениха и мои однокурсницы пошли на трассу ловить частную машину. Проезжая мимо, мы помахали им рукой.
В салоне я раскрыла книгу и прочитала: «Невеста рада, пусть жених ликует!..» Спросила суженого:
— Стасик, ты ликуешь?
И он ответил, точно по писаному:
— А как не ликовать? Везу во Дворец девушку, о которой всю жизнь мечтал…
— Что это у тебя? — потянулась ко мне Петренко.
— Гадальная книга. Раскрываешь наугад и узнаешь судьбу.
— Дай-ка мне! — Оксанка выхватила томик, ненадолго прикрыла глаза, будто ожидала чуда, и распахнула его: «Что колечком своим так гордишься ты, дурочка?»
Она разочаровалась совсем как я, когда впервые читала Сафо. Сказала, что предсказание скорее подходит мне, а не ей.
— Оксаночка, кто знает, может, скоро и тебя будем замуж выдавать?
— Что это вообще за книга? — скептически покосился Эдуард, известный не как лирик, а как физик. Или, может, математик, — точно не знаю, гранит каких наук он грызет. Но призналась ему, что накануне свадьбы читаю стихотворения Сафо, которые моей маме очень нравятся…
Мы подъехали ко Дворцу бракосочетаний. На ступеньках и в холле обнаружилось столько знакомых людей, что можно было бы целый час только здороваться. Собрались все мамины подружки-болтушки, пришел хирург Валерий Степанович, оперировавший меня, и тетя Таня Пушко, обеспечивавшая неусыпный медицинский контроль. Привалил коллектив ночного клуба, где работает Станислав, и еще масса его поклонников. Вернее, поклонниц. За спинами бабы Тони и деда Миши я разглядела папу.
— Зарубина и Рудницкий? Пожалуйста, проходите поскорее. Чего же вы опаздываете? — пожурила нас сотрудница заведения.
…Я даже не успела поговорить с папочкой, пока еще носила его фамилию. А через десять или пятнадцать минут меня уже звали Маргаритой Леонидовной Рудницкой. Гости оттеснили нас со Стасенькой друг от друга, целуя и обнимая. Маленькие солнышки маргариток в моих руках завалили другими букетами, и я уже почти никого не видела из-за вороха роз, обернутых в целлофан. Скосила глаза вправо, где во время регистрации стояла побледневшая мама рядом со своим Паперным. Он и теперь находился поблизости и что-то вещал ей…