— Ну если вам станет легче, мне тоже не будет покоя до тех пор, пока не вырастет Матвей.

— Ты издеваешься что ли? У меня тоже есть сын и меньше всего я переживаю о нем, потому что ему в сто раз легче устроиться в жизни. И он не будет лить сопли, слезы и слюни от того, что какая-то швабра его бросила. Переплюнет и дальше пойдет. И в тридцать, и в сорок он будет на коне. А Аня… черт, — сжимает кулаки. — Она девочка. Как бы она себя ни вела, что бы ни говорила, как бы ни храбрилась, она донельзя наивная девчонка. Один козел обидит и все. Кабздец. Понимаешь?

— Понимаю, но я не козел.

— Ну так если понимаешь веди себя с ней по-человечески. Так нельзя говорить, но я почти уверен, даже не общаясь с ней после месячного отсутствия, что она уже дает имена будущим детям и примеряет твою фамилию на себя. Кстати, какая у тебя фамилия?

— Купидонов.

— Господи, ты шутишь?

— Нет, — усмехаясь произношу я.

— Точно примеряет. Твою мать, я потерял суть.

— Вести себя с ней по-человечески.

— Точно. Если это просто деревенское секс-приключение с городской девчонкой, то будь мужиком и расстанься с ней сейчас, а не тогда, когда она выберет в своей голове место для свадьбы. Да, я утрирую, но ты же понимаешь меня?

— Понимаю, Сергей. Но и вы тоже поймите, что я не хочу вам давать пустых обещаний. Вам может неприятно это слышать, но еще несколько лет назад, я давал обещание другой женщине, и знаете я-то может его и сдержал, но видите, как оно получилось. Поэтому меньше слов, больше дел. Я не пользуюсь Аней, мне она нужна.

— Посмотрим, как ты все понимаешь, когда она придет ко мне со слезами, а ведь точно придет.

— Ну слезы могут быть от лука или от того, что расшибет себе что-нибудь в очередной раз.

— Да, это у нее от матери, немного неуклюжа, но до этого не сильно было заметно. А сейчас что, проявилось?!

— Ну разве что чуточку. Да все нормально, не волнуйтесь.

Да уж, у кого-то точно бы случился инфаркт от всей правды.

— Ладно, еще один вопрос на сегодня.

— Она не воспитывает Матвея почти с младенчества, в моей жизни ее больше нет и понятия не имею где она сейчас. Она замужем за другим.

— Люблю, когда люди понятливые.

— В этом я с вами солидарен. Пойдемте в дом, иначе Аня сгрызет ногти.

— Не сгрызет, она на них помешана.

***

— Что-то вы быстро и даже все целы, — наигранно удивляется Ксения, убирая посуду в раковину. — Илья, а воды из крана, как собственно и крана у вас нет, да?

— Пока нет. А где Аня?

— А она пошла в спальню, голова разболелась, — это что еще за хрень?

— Илья, вы же покажете нам спальню, где мы переночуем с Сергеем, — Ксения берет меня за руку и ведет к лестнице.

— Да, конечно.

Пока провел и обустроил Аниных родителей, уложил Матвея спать, на часах набежало десять вечера, а от Ани ни звука. В какой-то момент у меня закралась мысль, что она просто сбежала. Или еще хуже, пока ее отец заговаривал мне язык, мать ее связала и отправила на такси домой. Блин, кажется, я начинаю тупить как Аня. Дурной пример заразителен.

— Спокойной ночи, Илья.

— И вам спокойной, Ксения.

Иду к спальне, а сам боюсь увидеть пустую постель. Дожили. Открываю дверь и, к счастью, застаю Аню лицом в подушке, лежащую на кровати. Слава тебе, Господи.

— У тебя действительно так болит голова, что ты свалила, оставив меня наедине со своими родителями?

— Нет, — поворачивается ко мне, демонстрируя абсолютно злое выражение лица. — У меня болит не голова, а попа.

— Да что ты? — смеюсь я, садясь на кровать.

— Не смешно! Меня мама избила ремнем по заднице! Мама! Да она в жизни меня не била, я думала, что получу ремня от папы, да от тебя в конце концов, а получила от нее. Это кошмар!

— Прям таки избила?!

— Ну не избила, но отхлестала несколько раз! Это удар по моему самолюбию, неужели ты не понимаешь? Посмотри на мои булки! — Аня привстает с кровати и поворачиваясь ко мне задницей, спускает трусы. — Видишь?!

— Ну немного красная попа. Хочешь я тебе ее мазью намажу?

— Намажь, а потом целуй, раз секса в этом доме не видать.

— Аня…

— Ну что Аня? Я что, так много прошу? Я можно сказать тебя полжизни ждала, чего такого-то? Ёжки-матрешки, я ж не святая, книжными любовными романами уже сыта не буду. Блин, — оседает на кровать. — Все не так, а как подумаю, что ремня дала мне мама, так вообще колбасит.

— Хорошо, я понял-все плохо. Только не ной, пожалуйста, у меня от сегодняшнего дня реально трещит глава.

— Тогда раздевайся, мажь мне попу и делай со мной приятные вещи, она сразу пройдет.

— Приятные для кого? — скидывая рубашку, интересуюсь я, а у самого в штанах все трещит от Аниной обнаженной задницы. Ну что за нахальная девчонка?!

— Для меня, конечно. Ты в свои тридцать три наверняка уже получил свою долю приятного с шестью особами. Мажь мои прекрасно-красные булочки, пока я тебе буду жаловаться, — приподнимается на кровати и стягивает с себя платье. Кидает его на пол и ложится на кровать попой к верху. — К сожалению, вынуждена признать, что тебе придется держать хотину в трусах. Стены у тебя фиговые, да и мне кажется, папа стоит под дверью.

— Все сказала? — стягиваю с себя штаны и ложусь в кровать.

— Ты чего?! А попа?

— Сама пройдет.

— Ну, Илья! Хотя бы поцелуй. Да ты мне просто обязан! — вскакивает с кровати, напрочь позабыв о беспокоящей ее заднице. — Мама сказала, что место моего пребывания сообщила некая София. Догадываешься кто это? — ну, кто бы сомневался, просто так она явно бы не уехала.

— Боюсь, что да.

— Твоя бабка нам все испортила. Все!

— Малыш, я очень устал. Уже ничего не изменить. Давай просто ляжем спать, а завтра ты пожалуешься на все, что хочешь.

— А булки-то погладишь сегодня?

— Поглажу. Плюхайся в кровать.

— Ладно, но пожалуюсь я сегодня. Купидонов?

— Чего?

— Спасибо тебе за то, что ты такой хороший.

— Кажется ты как-то говорила, что я гад.

— Самый лучший гад.

***

Ровно два дня мои родители мелькают перед глазами. Хотелось бы мне сказать им, что пора отчаливать домой, да боюсь еще раз получить по заднице. В двадцать один год быть побитой ремней собственной матерью за то, что истрепала ей нервы, как-то не прельщает. Но в этой ситуации безусловно радует папа, который принял Илью, ну или просто хорошо притворяется. Хотя притворяться для него совершенно не характерно. Вообще, если бы не снова вынужденное соседство, то все могло бы быть идеально.