Дженни внимательно рассмотрела портрет. Элла наградила ее желтыми волосами, неровным фиолетовым лицом и пальцами-щупальцами. Рядом с ней на двуногом столе красовался огромный торт с многочисленными свечками.

– Чей это день рождения?

– Ничей, – сказала Элла. – Максин сказала, что вы хорошо делаете торты, а я их очень люблю, поэтому я подумала – может, вы испечете один, маленький?

– Расскажи Дженни, что ты еще подумала, – сказал Джош.

Элла просияла.

– Я подумала, что Максин худая и не любит готовить, а вы не худая, значит, любите.

Гай провел весь день в Сомерсете, фотографируя древнюю графиню и ее бриллианты для местного журнала. Он приехал домой в семь тридцать.

На пороге его встретил непривычный запах имбирных пряников. И видеть Дженни, сидящую за кухонным столом с Джошем, Эллой и целой армией пряничных человечков, тоже было непривычно.

Но похоже, ситуация казалась непривычной только ему.

– Привет, папа, – через плечо бросила Элла. – Мы ждем, когда они остынут и можно будет есть. Я сама сделала пуговицы – из смородины.

– Я сначала отъем руки и ноги, – гордо сообщил Джош. – Потом головы, пока не останутся одни тела.

Дженни, не подозревая о следах муки у нее на лбу, улыбнулась и сказала:

– Привет. Не волнуйся, они пили чай в шесть, как полагается. Я приготовила только рагу из курицы и пюре, но там еще осталось, если ты проголодался…

Да, это не самый лучший день в его жизни, подумал Гай.

Герцогиня, которой было лет восемьдесят, внимательно изучила его фотоаппараты и постоянно спрашивала, почему такой профессионал не может щелкать затвором потише. Словом, это была длинная и утомительная сессия, во время которой Гая называли не иначе как «этот парень».

А теперь это.

Не нужно быть гением, чтобы догадаться, но он все равно спросил:

– Где Максин?

Дженни, явно ничего не подозревавшая, выглядела удивленной.

– Что? Она уехала десятичасовым поездом. Ты думал, она останется до вечера?

– Черт побери! – сказал Гай. Эта девица просто неуправляема. Интересно, что может ее удержать, если она хочет поступить по-своему? – Ну и засранка эта Максин!

– О-о-о-х! – довольно выдохнула Элла. Недавно она сама сказала это слово и поплатилась. Что ж, подождем, когда папа в следующий раз попробует сделать замечание.

– Что? – повторила Дженни, все еще недоумевая. – Прости. Я не понимаю. Что-то не так?

– Ну давай, – устало сказал он. – Расскажи, как она втянула тебя в это.

Догадаться было нетрудно. Максин в своем репертуаре.

– Ты не знал, что она уезжает? – простонала Дженни.

– Ни черта я не знал! – Гай был взбешен. – Она и не собиралась мне говорить, правда? А я ведь запретил ей…

«Ничерта», отметила про себя Элла. Наверняка это тоже плохое слово. Интересно, такое же плохое, как «твоюмать», как сказала Максин, когда сожгла яичницу?

На этот раз Дженни встала на сторону Максин. Она понимала, что не согласилась бы на эту аферу, зная правду, но она также знала, как много значит для Максин эта работа. К тому же она здесь и она вовсе не сумасшедший маньяк-убийца.

– Послушай, – резонно заметила она, – все это не проблема. Я с удовольствием занимаюсь детьми, Паула присмотрит за магазином…

– Максин спросила, может ли она уехать, и я сказал нет, – повторил Гай. – Я не могу понять, почему ты ее защищаешь. Она не может делать такие вещи и надеяться, что это сойдет ей с рук.

Джош и Элла с удивлением наблюдали, как Дженни спорит с их отцом.

– Если ты не собирался разрешать ей работать, нечего было отпускать ее на прослушивание. Это нечестно.

– Я не был бы против, предупреди она заранее. – Гай не мог поверить, что Дженни защищает Максин. – Но я нанял ее присматривать за детьми. Она не может сбегать по любому поводу, оставив их бог знает на кого…

– Она только вчера узнала, что получила работу, – с жаром возразила Дженни. – И я не бог знает кто, а ее сестра. Прости, если тебя это не устраивает, но…

– Не говори ерунды. – Сообразив, что ситуация выходит из-под контроля, он попытался разрядить обстановку. Сняв кожаный пиджак, он приподнял Эллу, сел на ее место и посадил ее себе на колени.

– И не смотри на меня так, – сказал он Дженни. – Ты знаешь, что я не критикую тебя. Во всем, как обычно, виновата Максин. Эта девица любого доведет до безумия.

А она ведь даже обрадовалась, думала, Гай хочет, чтобы она присмотрела за детьми. Дженни было обидно за Максин. Поэтому, когда Гай взял пряничного человечка, она понадеялась, что тот обожжет ему рот.

Так и произошло, но Гай не подал виду.

– Невероятно, – сказал он, стараясь задобрить ее. – Ну хватит, Дженни. Остынь. Съешь человечка.

– Тебе нравятся пуговицы? – спросила Элла. Смородиновые пуговицы растаяли. Проглотив одну, Гай улыбнулся.

– Солнышко, они удались лучше всего.

– Ну, ты вернулся, – сдержанно сказала Дженни. – Значит, я больше не нужна. Я могу поехать домой?

Гай вдруг понял, насколько она обижена.

– Прости меня. Я знаю, ты думаешь, я неблагодарный урод, но это не так. И, конечно, ты не можешь уехать; мы хотим, чтобы ты осталась. Как я могу отпустить того, кто печет таких пряничных человечков?

– Она еще сделала пюре из настоящей картошки, – сообщил Джош.

– И помыла мне голову, – вмешалась Элла, – а шампунь не попал в глаза.

Дженни старалась сдержать улыбку. Гай осмотрел кухню и продолжил список, загибая пальцы.

– И сделала рагу из курицы. И погладила мою джинсовую рубашку. И умудрилась оторвать Джоша от «Геймбоя», не приковывая его к табуретке…

Джош с надеждой сказал:

– И она обещала, что мы вместе посмотрим «Невесту Дракулы».

– Ничего подобного! – засмеялась Дженни.

– Это решает все, – сказал Гай. – Я лично не смогу смотреть «Невесту Дракулы». Это напомнит мне о Максин, и меня будут мучить кошмары. Вы должны остаться.

Элла взяла пряничного человечка. К ее разочарованию, все смородиновые пуговицы попадали на пол.

– Ой, твою мать! – громко сказала она. – Вот засранец! Его пуговицы ни черта не держатся.

Работа флориста всегда подразумевает конфиденциальность, усвоила Дженни. Если мужчина, состоящий в браке двадцать лет, начинает регулярно заказывать доставку белых фрезий по адресу в двадцати милях от его дома, ты держишь рот на замке и доставляешь. Когда средних лет управляющий банком, в котором ты хранишь свои сбережения, вдруг начинает благоухать одеколоном и берет за правило покупать одинокие алые розы на длинном стебле, ты сохраняешь каменный вид. И в День святого Валентина, сколько бы мужчин ни заказывали два – или даже три – одинаковых букета из весенних цветов, упакованных в целлофан, ты даже ухом не поведешь.