* * *

Участковый попрощался, взял обещание с Наташи, что она непременно ему позвонит, как только увидит «гостя» соседа еще раз, и удалился.

— Милашка, — произнесла Олеся, когда дверь за полицейским закрылась. — Хотя жути нагнал, мурашки до сих пор. — Она подняла руки и показала сестре.

— Да, дела. Самоубийца-сосед, мумии во дворе, пожар в подвале — веселого мало. Хорошо, хоть ты приехала, а то я бы здесь с ума сошла. Тут и без его рассказа жути хватает. Мальчишка, таскающий игрушки, хотя бы.

— Брось, сестра, — отмахнулась Олеся. — Если ближних соседей нет, это же не значит, что через пару домов тоже никого. Что стоит мальчишке лет восьми пройти несколько сот метров и забраться к вам. Тем более что, как оказалось, ваш дом с богатой историей. Это же для пацанов этого возраста как магнит. Может, его сверстники отправили в дом с… — очень хотела сказать «с привидениями», но она ведь успокаивала, не пугала. — В дом с историей, проверить «на слабо».

— Может быть.

— Мысли позитивно, сестренка. — Олеся подошла к Наташе и обняла ее. — Мы разгоним всех мумий и самоубийц.

Наконец-то Наташа улыбнулась.

Они прошли в гостиную и принялись за оставшиеся коробки. Книги и посуду Наташа уже разложила, осталась одежда и обувь. Поначалу разговор не клеился, каждая из них все-таки думала о трагедии, разыгравшейся в этом доме. И пусть стены были теперь другие (полицейский сказал, что дом возвели с нуля), все равно здесь чувствовалось какое-то напряжение, чье-то присутствие. И, будто в подтверждение их опасениям, в кухне потекла вода. Наташа вздрогнула и выронила джинсы Кости.

— Ты чего? — спросила Олеся. — Это же всего лишь вода.

Олеся отложила кофточку и пошла к арке в кухню. Выглянула, всплеснула руками и повернулась к Наташе.

— Это Фарида. Странная…

Олеся пошла на кухню. Наташа последовала за сестрой. Вряд ли Олеся так смело пошла, чтобы поближе рассмотреть мумий прошлых хозяев дома, но все равно Наташе было тревожно. Она проследила за сестрой. В кухне никого, кроме нее, не было. Олеся подошла к раковине и выключила воду.

— Ты обманула меня? — спросила Наташа и мысленно выругала себя. Она была напугана, словно маленькая девчонка.

— Да нет же! Пошли у Фариды спросим… Да вот же, смотри, — она подняла красную кружку с серым отпечатком. — Вот ее кружка.

Наташа подошла ближе и взяла кружку, рассматривая серый налет, оставленный на ручке.

— Что это? — спросила Наташа.

Олеся пожала плечами.

— Может, мука? Или порошок стиральный…

Фарида весь день не выходила из подвала. Стирала. Наверняка стирала… Машинка работала… Наташа провела пальцем по налету. Потом намочив слегка палец провела еще раз.

— Это не порошок точно, — сказала Наташа. — Что угодно, но не стиральный порошок.

Наташа, не скрывая раздражения, направилась в комнату к Фариде. Олеся пошла следом. Наташа распахнула дверь и погрузилась во тьму. Несмотря на дневное время, солнечный свет не проникал в комнату. Окна были завешены чем-то очень плотным. Наташа нащупала выключатель и нажала клавишу. Что-то щелкнуло, свет моргнул и тут же потух.

— Черт! — выругалась Наташа. — Фарида!

Тишина. Ответом могло быть шуршание в дальнем углу комнаты. Фарида не отвечала, но находилась в комнате. По крайней мере, шевеленье на кровати говорило именно об этом.

— Фарида! — позвала Наташа.

— Может, ей плохо? — предположила Олеся. — Она была какой-то странной.

— Мне вызвать «Скорую»? — спросила Наташа, но шагнуть в темноту так и не решилась.

— У тебя фонарик есть? — прошептала Олеся.

— В прихожей, на полке под зеркалом.

Наташа тоже шептала. От этого ей стало жутко. Они шептались будто боялись привлечь внимание того, кто прячется в темноте. Темнота снова шевельнулась. Шевельнулась и затихла. Олеся вернулась с фонариком и, включив его, передала сестре. Та растерянно приняла и осветила проход между еще не разобранными коробками с вещами свекра. Серые следы вели в глубь комнаты. Наташа пошла по ним. Это точно не порошок, теперь она была уверена, что это что-то строительное — цемент или гипс.

Следы привели к кровати старика. Фарида была на ней. Наташа остановилась, луч света заплясал по кровати. Олеся обошла сестру и спросила:

— Что с ней?

Фарида (если это была она) лежала, укрывшись с головой. Край покрывала тоже был испачкан в порошке.

— Фарида? — шепотом позвала Наташа.

Тело под покрывалом даже не отозвалось. Наташа не выдержала, схватила за край одеяло и дернула. Фарида смотрела на них и ухмылялась. От неожиданности Наташа выронила фонарь, и комната погрузилась во тьму. Наташа нагнулась и попыталась нащупать фонарик, но он как будто исчез.

Мерзкий смешок заставил содрогнуться Наташу. Она боялась пошевелиться.

— Я нашла его, — сказала Олеся, и тут же луч света выхватил край грязного покрывала. — Странно, — тут же произнесла Олеся.

— Что странно? — спросила Наташа, но уже увидела. Кровать, перед которой они стояли, была пуста.

— Как? — только и смогла она спросить.

Олеся осветила комнату от угла и до угла. Хотела осветить потолок, но передумала — ей очень не хотелось увидеть эту ухмыляющуюся сумасшедшую висящей спиной вниз. Здравый смысл говорил ей, что так не бывает, но вдруг.

— Пошли отсюда, — прошептала Олеся и подтолкнула сестру к выходу.

Где-то в углу зашуршало. Сестры выбежали из комнаты и захлопнули дверь. Даже в коридоре они не чувствовали себя в безопасности и продолжали пятиться к кухне.

— Что это было? — спросила Наташа, забрала из трясущейся руки Олеси фонарик и выключила его. — Она больна?

— Это по меньшей мере ненормально…

В дверь комнаты изнутри что-то ударило с такой силой, что содрогнулась стена. Олеся и Наташа вскрикнули и выбежали из дома.

* * *

Костя подъезжал к Васильевке с радостью, которая сравнится только с детской. Ему не терпелось домой, в разные комнаты с отцом, и чтоб встречаться только за ужином. Стыдно, но он боялся отца. Почти так же, как в детстве, когда он застукал его курящим за трансформаторной будкой, так же, как когда его отправили за хлебом, а он потерял деньги. Нет, отец его никогда не бил, но Костя боялся, зная, что наказание ограничится в худшем случае лишением карманных денег и недельным домашним арестом. Сейчас, поглядывая на отца в зеркало, Костя чувствовал, что отец несет угрозу.

«Может, бог, вернув ему возможность двигаться, забрал душу? — подумал Костя. — Нет, это скорее дело рук дьявола».

Отец улыбался своим мыслям и смотрел в окно. Но Косте казалось, что старик читает его мысли либо чувствует страх, сковывающий сына. Отвратительная пугающая ухмылка не сходила с лица старика с момента чудесного выздоровления. Костя попытался сосредоточиться на дороге, но мысли о странностях в доме, с отцом одолевали все сильнее. Впервые в жизни Костя задумался об избавлении от отца, за что ему стало чертовски стыдно, но он ничего не мог с собой поделать. Речь шла не о физическом избавлении, конечно. Он собирался по приезде просмотреть сайты пансионатов, выбрать подходящий и отвезти туда отца. Еще бы месяц назад он человеку, способному сдать своего родителя в дом престарелых, и руки не подал, а сейчас сам готов был предать родную кровь, избавиться от близкого человека лишь потому, что по какой-то причине он при отце себя чувствует некомфортно.