Он говорил довольно жёстко. Девочки вздрогнули, а Матильда спросила:

– Но как же мы смогли открыть шкатулку?

– Очевидно, потому что на бабочках-ключах в «Доме Рождества» очень сильные чары, и они обычно открывают многие замки.

– Но почему моей… моей второй жизни не было в шкатулке? – еле слышно спросила Маша. – Я же перевёртыш. Я… точнее, Эра-Роза тоже была похищена и должна была вернуться из шкатулки.

Бенедикт закатил глаза:

– Потому что она не может появиться, пока ты не спишь. Как ты себе это представляешь? Вы не можете встретиться друг с другом. Вы – один и тот же человек.

Ларри уставился него:

– Ты много знаешь о тёмной магии. Кто ты такой?

– Это гвоздь нашей программы – Бенедикт «Не добавляйтесь» Байерс, – весело заявила Алиса. – Ну что же. Давайте познакомимся. Я Алиса Кукушкина, в душе актриса. Это Матильда Евстигнеева и Маша Иванова – мои подруги и чудесницы. Мы все из России. Мотин дар мы пока не поняли, а Маша – перевёртыш, как вы уже поняли, и у неё дар красоты…

– Да, я умею вызывать лёгкую симпатию к себе. И иногда у меня получается небольшой гипноз. Точнее, получалось у моей второй половины, Эры-Розы, – уныло протянула Маша и посмотрела на Борю. – А это…

– А я Борис Брусникин, – с важным видом представился тот. – Белорусско-украинские корни. Планирую стать учёным и неравнодушен к изобретательству. У меня дар ума – я запоминаю информацию любого объёма, а читать книги могу даже вверх тормашками. Конечно, со временем дар будет развиваться, как и у всех. Рад встретить вас, господа и дамы.

– Я Ларри О'Салливан, – охотно представился Ларри. – Итальянец, но у меня ещё шотландские и ирландские корни. У меня дар силы – я могу поднимать тяжёлые предметы. Но главная моя сила – это юмор, как мне кажется. Я думаю, вообще самое главное – это уметь посмеяться над собой. Мечтаю стать аниматором или ведущим мероприятий. Мне нравится смешить людей. Ещё спорт люблю. М-м-м… ни у кого нет ещё сэндвича? Очень хочется есть.

Бенедикт мрачно ухмыльнулся и скрестил руки на груди.

– Гвоздь программы надо мной смеётся? – поинтересовался Ларри с набитым ртом.

– Он просто поперхнулся чаем, – быстро сказала Матильда.

Она чувствовала себя жутко неловко в новом обществе и была максимально зажата. Но Флоренс, кажется, тоже не была очень смелой. Поймав взгляды друг друга, девочки улыбнулись.

– Я Флоренс Хлоя Берта Планель из Франции, – робко произнесла Флоренс. – У меня дар природы. Я иногда слышу мысли животных, а они – меня. Только говорить с ними пока не получается.

Матильда подумала, что фамилию этой девочки будет легко запомнить, потому что она напоминала слово «планета» и очень ей подходила.

– Как здорово, – так же робко откликнулась Матильда. – У меня бывает что-то похожее.

– Ещё я люблю рисовать и оживлять свои рисунки.

– А я – мастерить что-нибудь своими руками, – призналась Матильда. – И сочинять истории.

– Она очень талантливая, – вставила Алиса.

– Ой, нет, – Матильда мигом смутилась и пожалела, что рассказала о своих увлечениях. – Я же просто учусь.

Её спас Оливер, который, словно услышав её мысли, встал, и чуть поклонился всем.

– Оливер Гловер к вашим услугам, мои будущие лучшие друзья. Я из Австралии, Финляндии, Швеции, Греции и Недалеколяндии. Мой дар – эмпатия. В свободное время я люблю шить, смотреть на падающие листья и пить горячий чай. Хади аварендикус бабикус! Это на недалеколяндском означает: «Я приветствую вас».

Секунду все поражённо смотрели на него, Бенедикт вообще чуть не опрокинул кружку. А Матильда подумала, что Оливер очень похож на её дядю Карлоша, только не хватает цилиндра.

– Что за Недалеколяндия, мистер Гловер? – осведомился Боря. – Я впервые слышу про эту страну.

– О, её не существует. Это страна, которую я придумал, – спокойно объяснил Оливер. – Бабикус абридикус хададей родикус адалидус ро котей хададей хадибабикус…

Что бы ни означала эта фраза, договорить её он не смог: одежда на нём внезапно превратилась в точную копию того, что было на Бенедикте – чёрную рубашку с пиджаком и серые джинсы. Маша и Флоренс вздрогнули, но Оливер даже бровью не повёл.

– Не обращайте внимания, это особенности моего дара, – жизнерадостно объяснил он. – Моя одежда иногда превращается в то, что надето на человеке, испытавшем какие-либо эмоции неподалеку от того места, где я нахожусь. С судьёй Дженкинс однажды было очень неловко… О, ты довольно плохо сейчас думаешь про меня и про мой бесполезный дар, мрачный владелец одежды.

Бенедикт хотел что-то ответить, но Оливер споткнулся. Матильда успела подхватить его под руку в последний момент.

– Дар вовсе не бесполезен, – мягко сказала она. – По-моему, это очень интересно! И у меня бывает что-то похожее, только с предметами.

– Ты правда так думаешь?

– Да.

Оливер просиял. Ларри обернулся к Бенедикту:

– Гвоздь программы и мрачный владелец одежды не хочет представиться?

– Нет. Смею вас заверить, что я здесь вовсе не для бездумной болтовни.

– Это называется «социальные связи», мистер Байерс, – произнёс Боря, поправив очки.

– Я не нуждаюсь в «социальных связях», – Бенедикт заметил, что Оливер собирается положить руку ему на плечо, и отодвинулся. – И я предпочитаю дистанции в двадцать сантиметров и отсутствие чужих прикосновений, Гловер.

– Это Бенедикт Байерс, он мой куратор, – быстро сказала Матильда. – Он умён, и у него дар разума – может перемещаться. И ещё он на скрипке играет.

Бенедикт так нахмурился, что если бы кто-то вставил монетку между его бровями, она бы вряд ли упала. Затем он отвернулся, рассматривая картину на стене. Оливер шёпотом спросил у Матильды:

– Почему он хмурится?

– У него… просто бровь зачесалась.

– По-моему, он поморщился и закатил глаза. Я чувствую его негатив. Кажется, он хочет меня убить.

– Вовсе нет! Просто иногда у него шалит лицевой нерв.

Маша услышала их разговор и впервые за долгое время улыбнулась:

– А ведь мы все из разных стран, с разными дарами и из разных колдодомов. Это довольно необычно. Мы словно… дополняем друг друга? Надо подписаться друг на друга в «Инстаграме».

Боря вдруг нагнулся и поправил на ковре кроссовки Ларри, которые тот откинул в разные стороны, когда с ногами залез на диван. Заметив, что на него все смотрят, он сказал:

– Извините. Я просто перфекционист и не могу сосредоточиться, если что-то неровно лежит.

Воцарилась тишина. Бенедикт смотрел на всех так, словно не мог поверить, что он находится в таком обществе. Его одежда на Оливере, наконец, исчезла.