Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ведь срываться на невинных всегда проще, чем в лицо высказать правду тем, кто действительно виноват.
Да уж, вероятно, мои отношения с отцом – это какой-нибудь клинический случай, который нужно разбирать на приеме у психолога. Я не силен в этом, но очевидно, что у нас много неразрешенных проблем. Мы столько лет прожили вместе, но при этом всегда подспудно раздражали друг друга. Он меня – бездушностью, я его – инфантильностью.
Я осуждал отца за образ жизни, который он ведет, но при этом не предпринимал никаких попыток сепарироваться. Жил в его доме, брал его деньги…
В порыве чувств мне хочется обнять Грановскую, согреть ее, озябшую, теплом своего тела, но Диляра права, лишний раз ее лучше не трогать. Сейчас главное – дождаться скорой. О том, что будет потом, я стараюсь не думать.
Судя по часам, врачи приезжают довольно быстро, однако по ощущениям проходит целая вечность. Они действуют слаженно и умело, а мы с Никитосом топчемся за их спинами.
Леру водружают на носилки и спускают вниз. Матвеев что-то обсуждает с врачом, а я запоздало вспоминаю, что нужно позвонить бате. Номера Елизаветы у меня нет, а то по-хорошему следовало бы связаться с ней.
Несмотря на позднее время, отец отвечает почти сразу. Кратко обрисовываю ему ситуация, получаю от него подтверждения Лериного заболевания и отключаюсь. Не сомневаюсь, что в ближайшее время до руководства скорой помощи доведут, какую важная пациентка к ним попала. Что ни говори, а связи у отца шикарные. Во всех структурах есть знакомые: от начальников полиции до главврачей. Так что я не сомневаюсь, что в итоге Лера окажется в надежных руках.
Когда Грановскую выносят на улицу, перепуганная визитом скорой молодежь кучкуется по углам и громко перешептывается. Ни на кого не смотрю и ни с кем не разговариваю. Не до них.
– Я поеду с ней, – твердо говорю я.
– Я тоже поеду! – подает голос Никитос. – Я ее парень!
Вот же привязался.
Не дождавшись реакции врача, залезаю внутрь автомобиля и серьезно заявляю:
– А я ее брат.
О том, что сводный, естественно, умалчиваю. Сейчас не время вдаваться в подробности.
Тимур
Вцепившись пальцами в волосы, я сижу в жестком пластиковом кресле и покачиваюсь из стороны в сторону. Мучительно долгое ожидание выматывает. По нервам – дрожь, в голове – бардак, в сердце – ноющая боль. Меня разбомбило по кускам, и я никак не могу собрать себя воедино.
Сколько я уже тут? Не знаю. Может, минут десять. А, может, больше часа сижу. Ощущение времени напрочь отсутствует. Да и окружающая реальность кажется какой-то смазанной. Я ни черта не различаю. Ни лиц людей, ни их голосов.
Диляра оказалась права, у Леры случился приступ гипогликемической комы. Насколько я понял, это такое состояние, когда уровень глюкозы в крови резко падает и человек теряет сознание.
В сумке Грановской обнаружились шприц-ручка и утилизированная игла, поэтому медики пришли к выводу, что Лера сделала укол инсулина, но по какой-то причине пропустила прием пищи. Либо, как вариант, ошиблась с дозировкой.
Слушая эти разговоры, я испытывал смесь ужаса и благоговейного трепета. Я плохо разбираюсь во всех этих медицинских тонкостях, но очевидно одно: каждый божий день Лера боролась за жизнь. Пристально следила за здоровьем, регулярно мерила сахар, ставила уколы. И самое поразительное, ни хрена не спекулировала этим! Не манипулировала, не требовала особого к себе отношения… Да что уж говорить, она шифровалась так, что я ни о чем подобном даже близко не догадывался.
Очуметь… До сих пор не верится.
Лера неукоснительно соблюдала дисциплину, и оттого вдвойне странно, что она попала в столь опасную ситуацию. Ошиблась с дозировкой инсулина? Блин, я в это ни за что не поверю. Человек, щелкающий задачи по матану как орешки, не смог справиться с банальной арифметикой? Нет, это звучит абсурдно. Тут точно что-то другое…
– Тимур, где она? – мысли прорезает женский возглас, полный отчаяния.
Рыдающая Елизавет сломя голову бежит по коридору. Следом за ней торопливо вышагивает отец.
– Она в палате, – вскакиваю на ноги и, не зная, куда деть трясущиеся руки, засовываю их в карманы. – Врач пока не выходил…
– Господи… Господи… – женщина прижимает ладони к лицу и шумно всхлипывает.
Растрепанная, с опухшими от слез глазами, в куртке, накинутой поверх домашнего халата – сейчас она выглядит гораздо старше своих лет.
– Успокойся, Лиз, – отец сжимает ее плечо. – Сейчас я с врачом поговорю, все узнаю.
Батя устремляется дальше по коридору, а мы с Елизаветой остаемся один на один. Она шарит по больничным стенам абсолютно невидящим взором, в котором читается панический, почти животный страх.
– Садитесь, – осторожно подталкиваю ее к пластиковым креслам.
Заторможенно кивнув, она опускается на сидение и складывает руки на коленях. Ее ладони ходят ходуном, подбородок дробно дрожит.
– С Лерой все будет хорошо, – говорю я, хотя сам ни в чем не уверен.
– Да-да, конечно, – Елизавета выдавливает вымученную улыбку. – Лерочка у меня сильная девочка. Знаешь, она с детства такой была… Упорной и очень храброй. Всегда к своим целям шла. Порой даже напролом, – короткий всхлип. – И эта болезнь… Она ее только закалила… Еще крепче сделала. Лера справится, я не сомневаюсь.
Раньше я и подумать не мог, что буду испытывать сочувствие к Елизавете. Что буду сопереживать женщине, которая пробралась в мой дом и разрушила мою семью. Но жизнь, как выяснилось, крайне непредсказуемая штука. Потому что сейчас я сижу рядом с ненавистной Елизаветой и разделяю ее боль. Как бы парадоксально это ни звучало.
– Я не знал, что у Леры диабет, – слышу свой голос как будто со стороны. – Давно она… Болеет?
– Ей поставили диагноз в конце одиннадцатого класса, – женщина шмыгает носом. – Лера просила никому не говорить. Не любит, когда ее жалеют.
– Понимаю…
– Как так вышло, Тимур? – она вскидывает на меня взгляд. – Ей резко стало плохо?
– Я не знаю, – медленно качаю головой. – Меня не было рядом…
К сожалению.
– Это так странно, – Елизавета морщится. – Лера никогда не пренебрегала своей безопасностью… Что же пошло не так в этот раз?
Я и сам готов на все лишь бы узнать ответ на этот вопрос. Не могу избавиться от ощущения, что тут есть так называемая слепая зона. Нечто важное, но скрытое от глаз.
– Лера очнулась! – взволнованный отец на всех парах несется к нам. – Мы можем зайти к ней ненадолго. Я договорился с врачом.
Елизавета подскакивает как ошпаренная. Я вместе с ней. Высокий мужчина в белом халате проводит нас по коридору и, остановившись у входа в палату, инструктирует: