– Мой младший сын, милорд, – ответила соседка Персефоны.

Пробормотав слова благодарности, она взяла спящего ребенка и поспешила к своему мужу, который тоже только что вошел в палатку.

Персефона встала и отряхнула тунику, вдруг вспомнив о своем внешнем виде. Когда она опять подняла глаза, Гейвин все еще улыбался.

– Я слышал, что здесь идет азартный турнир по шарикам.

Она чуть смущенно усмехнулась:

– Ах да! Дети скучали. Их пришлось занять игрой в шарики.

– Теперь, похоже, они при деле.

И действительно, в палатке бурлила жизнь. Здесь не только играли в шарики. В одном углу дети с увлечением рисовали, в другом проходило захватывающее соревнование по армрестлингу. Семьи завтракали в компании с друзьями – старыми и новыми. Персефона видела, что за последние дни городские жители Илиуса и люди, приехавшие из деревень, заметно сблизились, преодолев разделявшие их барьеры.

– Гроза стихает? – спросила она, подходя вместе с Гейвином к очереди за едой.

– Пока нет. На время шторма мы поставили на якорь почти все лодки, бывшие в гавани, но две из них отвязались и разбились о пристань.

– На борту никого не оставалось? Гейвин покачал головой.

– Нам пришлось выгрузить на берег всех животных: они могли испугаться шторма и причинить вред самим себе. Как только погода наладится, мы опять погрузим их на корабли.

Персефона кивнула. Шторм дорого обошелся акоранцам. Им пришлось потратить огромные усилия на то, чтобы организовать защиту животных и морских судов.

– Ты, наверное, устал, – тихо произнесла она, садясь рядом с ним за стол.

– Совсем немного. Меня поразили мужчины. С некоторыми я познакомился на занятиях по воинскому искусству, других узнал за время своих визитов на Илиус, но я и представить себе не мог, на что они способны.

– Ты обучался воинскому искусству? А еще ты говорил, что твоим учителем был Нестор. Я думала, ты получил образование в Англии.

– В Англию принято посылать детей из аристократических семей в привилегированные школы, причем в очень раннем возрасте. Мои родители не захотели никуда отсылать меня. По их мнению, обучение в таких школах часто наносит детям вред. – Он немного помолчал, потом продолжил: – Надо сказать, что мои наблюдения за британской аристократией подтверждают мнение родителей.

– А твой отец? Он учился в такой школе? Гейвин прожевал хлеб и покачал головой:

– Мы всегда шли своим путем, что отчасти объясняет нашу живучесть.

– Значит, ты приехал сюда мальчиком, чтобы получить образование?

– Так захотела моя мама. И отец с ней согласился.

– А ты как реагировал? Он усмехнулся:

– Я пришел в восторг. Даже мой брат Дэвид, который любит Хоукфорт, с удовольствием учился на Акоре. Мы вместе овладевали воинским искусством, но я всегда опережал брата. Дэвид провел в Англии больше времени, чем я, но ему нанимали домашних учителей, которые занимались с ним в Хоукфорте. В конце концов он по собственной инициативе поступил в Оксфордский университет и весьма успешно его окончил.

– А ты не захотел пойти по его стопам?

– Я предпочел учиться здесь. – Он поднял руку, предвосхищая ее ответную реплику. – Знаю-знаю: я рожден, чтобы жить на Акоре.

Она улыбнулась, взяла его руку и приложила ее к своей щеке.

– Возможно, мне не следует вмешиваться в естественный ход событий. В конце концов ты сам сделаешь нужные выводы.

Он провел губами по ее ладони и довольно усмехнулся, заметив, что она задрожала.

– Что касается тебя, то ты с поразительной скоростью восполняешь пробелы в своем образовании.

– Какие пробелы?

– Акоранские женщины отлично знают, как манипулировать несчастными особями мужского пола. Они обучаются своему искусству, еще сидя на коленях у своих матерей.

– И вас, мужчин, подобное не возмущает?

– Время от времени мы ворчим, но все остается по-прежнему.

– Почему? – спросила она с легким придыханием.

– Нас вполне устраивает такое положение вещей. Да и какой разумный мужчина не остался бы доволен подобными отношениями?

Она знала такого мужчину. Он всегда выражал недовольство и хотел получить сразу все – власть, славу, почет. Он разрушил жизнь ее матери и превратил ее собственную жизнь в тюрьму, в которой она провела годы, полные мучительного стыда и одиночества.

А потом пришел принц Атрейдис и освободил ее.

– Что-то не так? – спросил Гейвин.

– Нет-нет, все в порядке.

– Ты только что подумала о чем-то очень неприятном.

– Неужели так легко читать мои мысли?

– Да нет, просто мне небезразлично твое настроение. Персефона отвернулась, боясь взглядом выдать себя.

– Ты умеешь играть в шарики? – вдруг спросила она.

– Умею ли я играть в шарики? Ты шутишь? Да я никогда не проигрываю!

Она скептически взглянула на него:

– Так уж и никогда?

– Представь себе. В юности, – он весело усмехнулся и сразу стал как будто моложе, – я был чемпионом по игре в шарики.

Она засмеялась и встала.

– В таком случае тебе надо познакомиться с одной маленькой девочкой по имени Дафна.

Он пошел с ней, но предупредил:

– Учти, что я много лет не играл в шарики. Персефона оглянулась.

– Погоди оправдываться! Я уверена, что Дафна будет к тебе снисходительна, по крайней мере вначале.

Целый час она с превеликим удовольствием наблюдала, как Гейвин играет в шарики. Надо отдать ему должное, он оказался хорошим игроком. А главное, добрым. Дафне очень понравилось с ним соперничать, как и многим другим детям, которые по очереди вступали в игру на глазах у своих заинтересованных родителей.

Однако первый раунд он проиграл, за что Персефона стала любить его еще больше.

Игра все еще продолжалась, когда земля опять задрожала.

Персефона вышла из палатки, где провела беспокойную и почти одинокую ночь. Гейвин продолжал работать с мужчинами из гарнизона. Она смутно помнила, как он подошел к ней в темноте, лег рядом и привлек ее в свои объятия. Ее тело еще хранило отголоски его тепла.

Она заслонила глаза рукой и прищурилась от яркого солнца. Ветер еще не совсем утих, но значительно ослабел. По небу еще носились тучи.

Вокруг царило оживление. Люди покидали палатки и начинали складывать вещи. Она сделала то же самое и присоединилась к потоку, тянувшемуся через ворота со львами вниз, в гавань.