Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Жевал сушеную говядину, жесткую, как обувная кожа. Если нам хотелось устроить пир, мы ловили кузнечиков.
– Не желаю слушать подобного ужаса! – прервала его Персефона.
Он усмехнулся и замолчал, а потом предложил более серьезным тоном:
– Я затоплю печь, а потом обследую местность, хорошо?
Она согласилась. Он заложил в печь дрова – весьма умело, как заметила Персефона, после чего нашел маленький коробок, в котором лежали деревянные палочки, и чиркнул одной палочкой по боковой стенке плиты. Высеченная искра быстро превратилась в пламя.
– Как ты сделал?
– Эти палочки называются спичками. – Он протянул ей коробок. – Они жутко воняют, но с их помощью можно легко разжечь огонь. Только обращайся с ними очень осторожно.
Недоумевая, каким образом палочка может заменить нудное действие, для которого необходимы кремень и трут, Персефона достала из колодца воду и поставила котелок на огонь, потом порезала сушеную говядину тонкими ломтиками и бросила их в посудину. Более детальный осмотр кухни обнаружил множество разных специй. Персефона отложила их в сторону и, пока говядина размягчалась в кипятке, порезала сушеный перец и фрукты. Когда вернулся Гейвин, все уже тушилось в оливковом масле с добавлением меда и специй. Кроме того, она замесила тесто для лепешек и выпекла их на противнях в печи.
Он одобрительно потянул носом:
– Судя по запахам, ты сотворила чудо.
Она попыталась скрыть свое удовольствие от похвалы, но не слишком преуспела. Они отнесли еду в главную комнату и сели за резной стол.
– Что ты увидел? – спросила Персефона, когда они приступили к трапезе.
– То, на что и надеялся. Я приходил сюда всего несколько раз, но мне казалось, что я хорошо запомнил окрестности. Здесь другие скальные породы. Обсидиана нет вообще, зато много гранита.
– И что это значит?
– То, что здесь находится часть исконной Акоры, которая уцелела в катаклизме. Скорее всего она выстоит и сейчас.
– Радостно сознавать, – признала Персефона. Вдали опять загрохотало. Чтобы успокоить себя, она попыталась представить грозу, во время которой гремел гром.
– Нам надо отдохнуть, – мягко проговорил Гейвин.
Но у Персефоны возникла другая идея. На Дейматосе она привыкла купаться в минеральных источниках. После отъезда с острова такие купания стали единственной вещью, которой ей не хватало. Перемыв посуду, она решила, что больше не может ждать.
– Я хочу принять ванну, – заявила она и, будучи женщиной смелой и страстной – словом, настоящей акоранкой, добавила: – Хочешь составить мне компанию?
Для человека, сидящего над просыпающимся вулканом, Гейвин выглядел на удивление довольным. Переваривая вкусный обед и обнимая одной рукой Персефону, он чувствовал, как горячий минеральный источник успокаивает его шишки и царапины, полученные за те несколько дней напряженной работы, пока он готовил флотилию к отплытию.
– Неудивительно, что Атреус любит бывать здесь, – пробормотал он, откинув голову на бортик кафельной ванны, установленной таким образом, чтобы минеральный источник вливался прямо в нее.
Персефона слегка пошевелилась, задев его скользким и гладким боком.
– Здесь очень мило, – заметила она.
Ее полные сочные губы находились совсем близко от его губ.
Он поднял руку и, обхватив ладонью затылок Персефоны, притянул ее к себе. Его язык медленно прошелся по изгибам ее рта. Она тихо постанывала от удовольствия, и ее стон горячил его кровь.
В свете свечей, которые Персефона расставила вокруг ванны, ее распущенные волосы серебрились, кожа казалась медовой, а кончики ресниц отливали золотом.
Он вдруг вспомнил ее заразительный смех и невольно улыбнулся. Нет, все-таки она удивительная женщина!
Он целовал высокие круглые груди, а она гладила и ласкала его чресла.
Они любили друг друга медленно и нежно, превращая каждое мгновение в сказку.
Потом они нежились в источнике, до тех пор пока холодный воздух не вернул их к действительности. Гейвин вышел из ванны, укутал сонно бормочущую Персефону в полотенце и понес ее к кровати. Усадив ее на край, он очень бережно и заботливо вытер ее, после чего вытерся сам. Персефона откинула покрывало, и они оба легли. Гейвин молча обнял Персефону, угнездив ее голову в ложбинке на своем плече.
Издали по-прежнему доносился подземный грохот.
Тот же шум продолжался и утром. Гейвин вышел осмотреться, а Персефона тем временем приготовила кофе из запасов, найденных в кухонном шкафчике.
– Ну, что там? – спросила она, когда Гейвин вернулся.
Ему показалось, что она выглядит подавленной, даже немного бледной, но он объяснил ее вид напряжением и треволнением последних дней.
– Очень густой туман. Я дошел до мелового хребта и повернул обратно.
Он взял у нее из рук чашку и с удовольствием отхлебнул кофе.
– Я не смог ничего разглядеть, зато уловил слабый запах серы.
– А может, извержение уже произошло, но мы ничего не знаем?
– Если так, значит, оно совсем незначительное. В дальнем конце поляны есть ручей. Я немного порыбачу. А если туман рассеется, схожу на охоту. Мы пробудем здесь еще какое-то время, и я хочу, чтобы у нас хватило еды.
Персефона кивнула, не глядя на Гейвина.
– За кухней растут ягоды, – сообщила она. – Я нарву немножко, а потом приду к тебе.
Пока она отсутствовала, он поймал трех жирных форелей. Подойдя к ручью, Персефона села рядом с Гейвином и свесила ноги в воду.
– Я не беременна, – тихо проронила она.
Он хотел ответить что-нибудь подобающее случаю, но не смог до конца совладать с неожиданным приступом разочарования. Его сердце мечтательно замирало при мысли об их общем ребенке.
– Как ты себя чувствуешь? – участливо спросил Гейвин. Имея двух сестер, он прекрасно знал, что такое женские недомогания.
Щеки Персефоны покраснели.
– Отлично. Во всяком случае, нам обоим не о чем тревожиться.
– Почему?
Она глубоко вздохнула и уставилась на воду.
– Ты мне ничего не должен, Гейвин.
Он крепче сжал рыболовную сеть и осторожно отложил ее в сторону.
– Вот как?
Она посмотрела на него, но он не сумел ничего прочесть в ее взгляде.
– Да. У тебя много обязанностей и наверняка будет еще больше. Я не хочу стать для тебя обузой.
– Я никогда не считал тебя обузой! – рассердился он. Как она могла такое подумать после всего, что у них было? Неужели она не знает, как она ему дорога?