Дамы зааплодировали, а Майлз сказал, широко улыбаясь:

– Конечно. Ты продан с потрохами, Дэр.

– По крайней мере, сейчас, – добавила Мара, наконец-то получая удовольствие от всего происходящего. – В конце концов, леди всегда может передумать.

Дэр вздохнул:

– Я в ужасе. Даже фартинг ты считаешь слишком высокой ценой для меня?

Всех пригласили за стол. Мара и Дэр сели рядом.

Их взгляды встретились, и Мара подумала, что они вот-вот поцелуются, но, увы, пришлось сосредоточиться на супе. Мара прислушивалась к оживленным разговорам и наслаждалась непринужденной дружеской атмосферой, царившей за столом. Повесы не были похожи друг на друга, но они вели себя как самая лучшая на свете семья: дружная и приветливая ко всем. Стивен и Леандр даже умудрились начать политический спор по поводу австралийской политики, не разрушив общей гармонии.

В то же время Мара заметила, как мало говорит Дэр и как мало он ест. Сторонний наблюдатель не заметил бы тут ничего странного, но Мара видела, что он неважно себя чувствует, и была уверена, что это заметили и остальные повесы и что они были встревожены. А также она поняла, каким грузом это внимание должно быть для Дэра.

Им всем было необходимо, чтобы он выздоровел, чтобы стал тем человеком, которым был до Ватерлоо, но это было все равно как ожидать от него, что он будет вести себя как обезьянка в балагане. Или надеяться, что труп вдруг оживет.

Обсуждение ситуации Хэла и Бланш было отложено, пока ужин не закончился и слуги не были отпущены. Подали портвейн и мадеру с орешками и пирожными, и Николас сказал:

– Передаю бразды правления Лабелелле.

Лаура улыбнулась ему:

– И правда, вопросы о приеме в общество находятся в компетенции женщины, а у меня в этом больше опыта. Наша первая атака пройдет в «Олмаке» в среду.

– Но Бланш туда никогда не пустят, – возразил Сент-Рейвен. – Даже под вооруженной охраной повес.

– Разумеется, нет, – сказала Лаура, – да она и не захочет туда идти. Но это идеальное место для того, чтобы затронуть эту тему.

– Каким образом? – Сент-Рейвену эта идея явно не нравилась.

Николас ответил:

– Присутствующие могут сделать предположение, что миссис Хэл Бомон – член общества, и многие значительные люди будут оскорблены, если кто-то попробует ее обидеть.

Сент-Рейвен покачал головой:

– Конечно, повесы обладают влиянием, но вы же не думаете, что у вас достаточно влияния среди бастионов высшего света?

– Но мы можем найти помощников, – сказал Николас. – Например, различных герцогов. Иначе зачем ты здесь? Есть также Арран, Йоувил и Белкрейвен. Но самое главное, – добавил он с таким видом, будто прозвучала барабанная дробь, – у нас есть графиня Коул.

Сент-Рейвен присвистнул.

– Она сделает это?

– Она крестная Хэла.

Сент-Рейвен рассмеялся и поднял бокал для тоста:

– За повес. Может быть, у вас еще и регент в кармане есть?

– Слишком много хлопот.

– Да вы и впрямь невозможны.

– А кто такая графиня Коул? – поинтересовалась Мара у Дэра.

– Одна из незаметных правительниц общества. Тот, кого она одобряет, одобрен всеми. Тот, кого она презирает, уходит в небытие.

– Почему она пользуется такой силой?

– Наверное, потому, что ей это сходит с рук.

Остальные перебирали имена людей, чьей поддержкой они могли заручиться: Гревиллы, Берли, Данпотт-Ффайфы, Ленноксы.

– После «Олмака», – сказала Лаура, – Бланш и Хэл появятся на нескольких дружеских светских вечеринках в сопровождении повес, а мы уговорим Бланш, чтобы она иногда выезжала с нами, дамами. Главным событием станет бал в Марлоу-Хаусе, как только Саймон и Дженси смогут его провести.

– Как обстоят дела с газом? – спросил Николас.

– Я все улажу через пару недель, – ответил Саймон.

Дженси, которая на протяжении всего ужина сидела очень тихо, выглядела виноватой.

– Но у нас же полно бальных залов, – сказал Сент-Рейвен. – У меня есть один. А также в Йоувил-Хаусе.

– Я хочу это сделать сам, – заявил Саймон. – Хэл выручил меня в Канаде и помог благополучно добраться до дома. Кроме того, Марлоу, и дом, и титул носят отпечаток классической благопристойности, так что могут обелить самый черный скандал.

Мара решила тоже сделать кое-какие предложения. В конце концов, как она уже говорила, общественная жизнь в Линкольншире ничуть не отличалась от общественной жизни в Лондоне. Ее идеи были очень хорошо приняты.

Тема разговора сменилась, когда принесли ребенка Элеоноры на кормление. Мару это поразило, хотя Элеонора и весьма неплохо справилась со всем под норвичской шалью. В Брайдсуэлле детей тоже иногда кормили на людях, но только перед семьей.

Но ведь, подумала Мара, повесы и впрямь были одной семьей, к которой совсем скоро будет принадлежать и она. Ее охватило неземное блаженство.

Мара разглядывала Дэра. Было уже поздно, но он держался молодцом. Она хотела подойти к нему, когда Николас сказал:

– Итак, Мара, ты решила, какой камень подходит мне?

– А что, если я решу этого не делать?

– С чего бы это?

Действительно, с чего?

– Потому что Френсису мой выбор не нравится.

– Я ведь только шутил, – сказал удивленный Френсис. – Прости, Мара.

– Я знаю. – Ситуация становилась все хуже и хуже, но что-то в поведении Николаса Делейни ее волновало.

– Итак?.. – настойчиво повторил Николас.

Мара не знала, что отвечать, ей хотелось расплакаться.

– Ник.

Дэр сказал всего лишь одно слово, но оно пролетело через комнату как молния.

Николас приподнял брови:

– Я не хотел никого обидеть. – Он повернулся к жене: – Элеонора, разумеется, розовая жемчужина.

– Негодяй! – воскликнула та и рассказала Маре про нитку розового жемчуга, которую он подарил ей, а она – своему брату. Мара не поняла смысла рассказанного Элеонорой, но эта история сгладила неприятный момент, и разговор продолжился.

Когда Мара подошла к Дэру, ее всю трясло. Возможно, его вмешательство и не было значительным, но ей показалось, что он рыцарь, размахивающий мечом, готовый защищать свою даму.

Его леди.

– Спасибо, – сказала она.

– Ник ко всем пристает. Он иначе не может. Не расстраивайся из-за него.