– Не будь идиотом.

– Вернемся к тебе, – предложил Николас. – Она могла бы, я так полагаю, быть твоей помощницей в этой битве. Ей сколько – восемнадцать?

– Она еще очень юна.

– Не думаю. Барышни быстро взрослеют, – уверенно сказал Николас.

Дэр подумал о Маре и Баркстеде. Давняя история только лишь доказывала ее юность, но то, как она вышла из трудного положения, говорило об обратном. Как и его опыт общения с ней.

– Нет, но я не могу быть, с ней, пока не избавлюсь от опиума.

– Как ты продвигаешься? – спросил Николас.

– Неплохо. Но становится ясным, что последний шаг нужно делать решительно. Сделать или умереть. – Он имел в виду это буквально, и Николас его понял. Дэр задал вопрос, который уже давно его мучил: – Ты когда-нибудь был наркоманом?

Николас кивнул:

– Да, но не так, как ты. Я экспериментировал. Кстати, именно в то время, когда я был с Терезой. Как и многих, меня соблазнила возможность расширения разума, чтобы узнать больше о своем внутреннем мире. Но я скоро увидел, что это лишь иллюзия, а если и нет, то цена слишком высока. Избавление от зависимости было неприятным, но не более того. Однако я не употреблял его так долго, как ты, да и дозы были меньше. Что говорит Руюан?

– Я не спрашивал его напрямую, но думаю, он согласится, что сокращение дозы потеряло всякий смысл. Я уже принимаю минимум. Почему бы просто не положить конец всему этому?

– Обычно так не получается. Мара Сент-Брайд могла бы стать отличной помощницей в этой борьбе.

– Но только не в том случае, если я проиграю. Я боюсь разрушить ее.

– Уверен, она намного сильнее.

– Я могу умереть или сойти с ума.

– Тебя может убить молнией.

– Ты думаешь, это пустяки?

Николас прикоснулся к его руке.

– Нет, но…

– Ты должен помнить, как это происходит! Боль, орущий разум, бесформенные демоны. Знание того, что облегчение совсем рядом и оно так доступно. Отчаяние, которое может довести человека до того, что он убьет собственную мать, если она будет стоять на пути.

Дэр понял, что дрожит.

Черт!

Николас крепко сжал его руку.

– Я не забывал. Ты можешь рассчитывать на всю помощь, которая может понадобиться. Ты же знаешь.

– Что? Запрете меня? Свяжете? Я слышал о людях, которые гак и делали, считая, что они победили, но скоро вновь принимались за старое, «только чтобы попробовать». Как тигр, который не может жить вне клетки.

Откуда взялся этот бред?

А-а, из Тауэра.

Мара…

Они замолчали, заслышав шум экипажей на Парк-лейн.

– Посмотрим, – наконец ровно сказал Николас. – Ты боишься оставить клетку из-за страха вернуться туда?

– Я боюсь, черт возьми, пройти до ада и обратно и все за просто так. Возможно, все остальные правы, и мне следует научиться жить с той дозой, которую я принимаю сейчас. Это соблазн или здравый смысл?

– Тебе решать.

– Я на это не согласен. Я ненавижу эту гадость и все, с чем она для меня ассоциируется.

Через мгновение Николас сказал:

– Это все моя вина.

– Не глупи.

– Если бы я не был глупым юнцом и не попал тогда под чары Терезы Беллер, много ужасных событий никогда бы не произошли. С Элеонорой, с Люсом, с Бет, с Клариссой, с Арабеллой; с тобой.

Это было сложно отрицать. Три года назад Николас получил задание от правительства выманивать секреты у его бывшей любовницы, Терезы Беллер. Считалось, что она участвует в заговоре по возвращению изгнанного императора на трон.

Николас принял задание. Дэр мог это понять. Это было не более безумным, чем его собственное желание принять участие и последней великой битве против корсиканского монстра. Для их поколения Наполеон был воплощением дьявола, которого следует остановить любой ценой. На этой войне потеряли свои жизни двое повес: Алан Инграм и Роджер Мерридью.

Николасу не повезло: примерно в то же время он женился, после чего ему предстоял ад – быть сексуальной игрушкой в руках женщины, которую он ненавидел, и причинять боль своей любимой. Он почти разрушил собственный брак и чуть было не расстался с жизнью, и даже после этого все они долго не могли расквитаться с последствиями.

Одно из них угрожало браку Люса, другое предало Дэра в лапы Терезы Беллер, третье чуть было не погубило невинную девушку по имени Кларисса Грейсток, четвертое вырвало Арабеллу Делейни из дома и от ее любящей семьи и превратило счастливого ребенка в запуганного.

Тереза была мертва. Люс и Бет счастливы. Кларисса была вызволена из беды, унаследовав грязные деньги Терезы. И она и деньги сейчас находились в умелых руках майора Хокинвилла. Арабелла и другие дети почти полностью оправились от потрясения.

Единственной все еще страдающей жертвой был он сам. Впервые он осознал, что значило его выздоровление для Николаса и повес. Они хотели этого ради него самого, но это также значило бы конец Терезы Беллер и зла, которое она принесла им.

– Ты сделал то, что тебе казалось тогда правильным, – сказал он Николасу, – но я не хочу, чтобы от этой женщины остались хоть какие-нибудь следы. Если я буду каждый день принимать опиум до конца своих дней, я сойду с ума. От одного его запаха, даже в тот момент, когда я так страстно желаю его, меня тошнит. Каждая доза – это уступка злу. Это все равно что жить с больной проституткой, но с такой, которая умеет довести тебя до экстаза. Чтобы иметь возможность открыто смотреть в глаза людям, я должен освободиться.

Беспечный визит к портнихе с тремя подругами должен был бы отвлечь Мару от одолевавших ее мыслей, но он не помогал.

Страсть к Дэру охватила ее гораздо сильнее, чем она могла себе представить. Теперь-то она понимала, почему возлюбленные ведут себя так безумно. Она была готова преследовать Дэра, петь серенады у него под окном. Теперь она лучше понимала бедного Баркстеда.

– Мара, с тобой все в порядке? – спросила Дженси. Они слишком долго сидели в тишине.

– Да, конечно. Прости. Я… я не выспалась сегодня ночью.

Дженси понимающе улыбнулась, объяснив бессонницу стрессом от тайного обручения. Она даже не догадывалась о том, что мучает Мару на самом деле.

Мода Мару совершенно не волновала. Кому интересна форма рукава или вырез на лифе? Кому важна разница между черкесской и манчурийской тканями?

Правда, выяснилось, что она тут была не очень-то и нужна. Купив весь этот шелк, Дженси даже не спрашивала о цене превращения всей этой ткани в платья и принялась обсуждать наряды с портнихой. Мара ломала руки, жалея, что вообще сюда пришла.