Ты несправедлив ко мне, Боаз. Счастье, что я не из обидчивых и все тебе прощаю. Я бы на твоем месте хотя бы попросил у меня прощения за грех, что совершил ты, оговорив ближнего.

Кстати, поверь мне, даже в отношении арабов – хоть ты и оклеветал меня в своем письме, будто я желаю им зла, – даже им я прощу от чистого сердца, пусть живут себе с миром по законам своей религии, по своим обычаям, и пусть удостоятся они в скором времени возвращения на СВОЮ родину, как удостоились мы возвращения на СВОЮ. Только мы ушли от них голыми, лишенными всего и даже опозоренными, а я им предлагаю покинуть нас с почетом, с богатством, без того, чтобы мы, упаси Боже, отобрали у них хотя бы нитку, хотя бы шнурок от ботинка. Даже за то имущество, которое они захватили в нашей земле силой оружия, я предлагаю заплатить им звонкой монетой. И уж тем более, такой человек, как я, и подумать не может, чтобы хоть волос упал с головы еврея, будь он даже самым великим грешником. Так за что же ты меня облаял? И еще имеешь наглость требовать, чтобы не читали тебе мораль, с гордостью заявляешь, что «нельзя изменить человека!» Это нечто новое!

Что это значит? Что люди уже достигли совершенства? Ты-то сам – совершенен? Возьми даже избранный народ: уже нечего менять? Нечего исправлять? Чепуха, Боаз! Мы все обязаны стараться влиять друг на друга во имя изменения к лучшему, обязаны дружно взяться за руки, чтобы выстоять в пути. Каждый человек, он, без сомнения, «сторож брату своему». А уж тем паче – каждый еврей!

Что же до твоей матери и сестры – быть может, мы втроем приедем к тебе с кратким визитом, но только при условии, что прежде ты снова начнешь приезжать к нам, в Иерусалим, по субботам. Ведь это ты отдалился, а посему твой долг – первым сделать шаг к сближению. Через несколько месяцев мы переезжаем в Еврейский квартал Старого города, в прекрасную просторную квартиру, в которой и тебе отведена комната: приезжай, когда захочешь. Это одно дело. Но чтобы они приехали пожить у тебя, в этих развалинах, полученных от твоего отца? Среди этих типов, каждый из которых, возможно, и ангел, но мне не знакомы ни они, ни их семьи? Что это значит? Ты хочешь вырвать мать и сестру из моих рук? Но я и это тебе прощаю – твои намерения были добрыми.

А теперь – об опасных взглядах, высказанных тобой в письме ко мне: будто главное в жизни – это наслаждаться жизнью. Не скрою от тебя: я был потрясен. Это все от твоего отца, большого умника, это от него, видимо, исходит та ядовитая идея, которую ты декламируешь мне на исковерканном иврите. Эта идея, Боаз, – источник всяческого греха, лучше бы тебе бежать от нее, как от чумы. Главное в жизни – это творить добро. Очень просто. И пусть не пытаются твой отец и всякие ему подобные умники обманом убедить нас, что добро – относительно, что никому не дано отличить добро от зла, и что, к примеру, добро Шимона – это зло Леви и наоборот, и что все зависит от того КОГДА и ГДЕ. Это все увертки. Мы их наслушались вдоволь. Нам чужда эта философия, которая вся, по словам мудреца, – лишь цветы, а не плоды, к тому же цветы ядовитые. Держись от этой скверны подальше. Должен сказать тебе, Боаз, что еще не родился человек (ни арабы, ни преступники – тут не исключение), который не знал бы в глубине души своей, ЧТО есть добро, а ЧТО – зло. Мы все знаем это, едва покинув чрево матери. От Того, по чьему образу и подобию мы сотворены. Мы отлично знаем, что делать добро ближнему – это хорошо, а делать зло – это плохо. Без всяких умствований. Вот и все наше Учение, если изложить его «стоя на одной ноге». Да вот загвоздка: к сожалению, есть закоренелые насмешники, которые – то ли умничая, то ли прикидываясь дурачками, – твердят: «Приведите доказательства». Ладно, отчего же не привести. Доказательств с избытком. Вот, к примеру, ты, как я понял, смастерил себе там какой-то телескоп и по ночам понемногу вглядываешься в звезды. Ну что ж, вглядись в них с помощью своего прибора получше – и в сердце твоем зазвучат слова хвалы чудесам Господним, и неоспоримые доказательства предстанут пред тобой воочию. Что видим мы, Боаз, в чертогах светил, на семи небесных сводах, распростертых над нами? Что начертано на небесах огромными буквами?

Ты молчишь? Прекрасно. Ты делаешь вид, что звезды – это всего лишь оптика да астрономия. Ты прикидываешься, что не понимаешь. Ладно, тогда я скажу тебе: там написано – ПОРЯДОК! Там написано – ПЛАН! Там написано – ЦЕЛЬ! Каждой звезде предначертано двигаться с абсолютной точностью по предназначенной ей орбите! А еще там написано, голубчик, что у жизни есть предназначение. Что в Небесном Храме есть ТОТ, КТО ПРАВИТ ВСЕМ. И есть СУД и СУДИЯ. И что мы, подобно Небесному воинству, всегда должны быть в готовности исполнить волю Создателя. Звезда или червь – это не имеет значения: все мы сотворены для определенной Цели, все мы обязаны двигаться по предназначенным нам орбитам.

Верно и то, что еще можно прочесть на небосводе: когда взираю я на небеса твои – творение рук Твоих, на луну и звезды, которые Ты установил, не могу не думать: что есть человек, что Ты помнишь о нем, и что есть сын человеческий, что Ты не оставляешь его? Это означает, что мы – ничтожно малы, и те тридцать-сорок сантиметров, на которые ты возвышаешься надо мной, не стоят и чесночной шелухи. Но, с другой стороны, написано на небесах, что созданы мы по образу и подобию Его, и все свершится по слову Его.

Если всею душою своею, всем существом своим вглядишься ты в высь, то сам убедишься, что небеса возглашают славу Всевышнему: «Простираешь небеса, как шатер, одеваешься светом, как плащом» – сказано в Псалмах Давида. И тот, кто вглядывается глазами сердца, знает, что – можно, а что – запрещено, и что делает человека человеком. Мы это отлично знаем – сколько бы мы ни умствовали. С тех самых пор, как вкусили мы плод Древа Познания, полное название которого в нашем Учении – Древо Познания Добра и Зла. И даже твой отец знает, а уж ты и подавно, недостойный сын недостойного отца, или, как говорят у нас, уксус, сын уксуса.

Так что задумайся о своих звездах и о – своей совести – и тогда обратишься ты к Завету Божьему, и отвратишься от всего злого, и не уподобишься звезде, сбившейся с орбиты, либо листку, унесенному ветром.

Может быть, тебе будет интересно узнать от меня (если ты уже не узнал этого от господина Закхейма), что я перестал быть учителем и теперь дни и ночи свои посвящаю исполнению заповеди о «выкупе Земли Израиля». Я и мои товарищи из группы «Единство Израиля» полностью отдаем себя нашему Возрождению. Ты познакомился с некоторыми из них у нас дома, в Иерусалиме, а также в Кирьят-Арбе. Совсем недавно прибыло к нам еще несколько новых товарищей. Есть среди нас и трое таких, что вернулись к вере отцов наших. Один из них – парень, выросший в киббуце левого антирелигиозного толка, который ныне, возмужав, полностью порвал с прошлым. Не приедешь ли на пару дней – без всяких обязательств с твоей стороны, – чтобы взглянуть на все собственными глазами? Быть может, вспыхнет искра в твоей еврейской душе?

Вскоре я, с Божьей помощью, еду на несколько дней в Париж – по делам, связанным с освобождением наших земель, а когда вернусь, давай встретимся. Если захочешь присоединиться к нам, скажем: «Добро пожаловать!» Забудем о твоем бегстве из Кирьят-Арбы, не станем подвергать тебя строгим проверкам. Ты можешь получить интересную и важную работу, к примеру, отвечать за безопасность. Только немного подучи наше Святое Учение. Лишь скажи – и я тебе что-нибудь устрою: у меня, слава Богу, есть много новых связей, да и новых возможностей предостаточно.