Грошонг вновь посмотрел на Сорвина, и по его взгляду было трудно определить, что он выражает – презрение или задумчивость.

– Всем и ничем, как любая ссора, – передернул плечами Грошонг.

– И все же мне бы хотелось знать подробности, мистер Грошонг…

Грошонг сделал настолько глубокий вдох, что смог бы втянуть в себя пролетающую мимо муху, если бы на дворе не стояла зима.

– Я не помню. Это было восемь лет назад.

– Восемь? – Сорвин внезапно расплылся в улыбке. – А мне показалось, вы сказали «шесть-семь».

Грошонг смутился, хотя еще мгновение назад казалось, что сбить его с толку невозможно.

– Какая разница? Шесть, семь или восемь. Это было давно.

Сорвин, вероятно, решил, что улыбка ему идет, и продолжил улыбаться.

– И все же из-за чего вы поссорились, мистер Грошонг? Мне бы очень хотелось это знать.

Однако у Беверли сложилось стойкое убеждение, что мистеру Грошонгу хотелось совсем другого. Он вдохнул еще некоторое количество кислорода и ответил:

– Наверное, из-за денег. Все ссоры происходят из-за денег, не так ли?

– А конкретнее?

Грошонг был близок к апоплексическому удару.

– Он хотел, чтобы ему повысили зарплату. – Сорвин промолчал, и Грошонг продолжил: – Ну, в общем, он возомнил себя моим заместителем, как вы и сказали. Начал всем рассказывать, что я без него как без рук. Решил, что я должен платить ему больше.

– Однако у вас было другое мнение на этот счет.

– Признаю, он был умнее многих, и все же его нанимали для того, чтобы он помогал.

– Он возражал, и вы поссорились.

– Он потребовал денег, я сказал, чтобы он проваливал, и он уехал. Вот и все, – подводя итог, произнес Грошонг.

– Значит, особых препирательств по этому поводу не было?

– Нет.

Сорвин сверлил взглядом управляющего, и тот отвечал ему тем же. От этой сцены веяло магическим противостоянием, однако длилась она недолго.

– Мойниган ездил на ярко-красной машине, помните? – спросила Беверли.

Грошонг переключил внимание на Уортон.

– Мы знакомы?

Во взгляде Сорвина промелькнуло недовольство, и он сухо представил Беверли:

– Инспектор Уортон, моя коллега. Потрудитесь ответить на ее вопрос.

Грошонг снова тяжело задышал.

– Да, что-то смутно припоминаю.

– Машина, в которой был найден труп, тоже была красного цвета, – заметил Сорвин.

Грошонг ухмыльнулся.

– Знаете, на свете существует много красных машин.

– Он остановился в Мелбери, и люди видели, как он заезжал в деревню. И вы хотите сказать, что не знали о его возвращении?

– Именно так, – с вызовом ответил Грошонг.

Опровергнуть его утверждение никто из них не мог.

– Значит, вы не знали о том, что он снова здесь объявился? – повторил Сорвин.

– Нет.

– И соответственно, вы не знаете, зачем он вернулся?

– Нет.

– Он не обращался к вам с просьбой устроить его на работу?

– Нет.

Теперь Грошонг полностью владел ситуацией. И Сорвин решил, что у него нет причин и дальше подвергаться переохлаждению.

– Ну, думаю, на сегодня достаточно. – Он бросил взгляд на Беверли, которая не отрываясь смотрела на управляющего, словно пытаясь проникнуть в глубь его души. – Спасибо, что уделили нам время, мистер Грошонг, – продолжил Сорвин.

Грошонг, не говоря ни слова, развернулся и широким шагом двинулся по высокой мокрой траве к своему «лендроверу».

Сорвин глубоко вздохнул.

– Ну и что ты думаешь?

– Он лжет, – уверенно ответила Беверли.

– В какой части?

– В той, которая касается ссоры с Мойниганом. А возможно, он и о его приезде знал. И тогда он по меньшей мере должен был догадаться, чья это машина полыхает, как римская свеча.

– А ты что скажешь? – спросил Сорвин, поворачиваясь к Фетр.

– Я тоже так думаю. Он знает больше, чем говорит, – промолвила Фетр с таким выражением лица, словно ей совершенно не нравилось совпадение ее точки зрения с мнением Беверли. – Но у нас нет доказательств.

– Да, знаю, – вздохнул Сорвин, направляясь к машине. Фетр и Беверли последовали за ним. Обратный путь в Ньюфорд они проделали молча. Когда они уже подъезжали к участку, Сорвин заметил, обращаясь к Фетр:

– Возвращайся в Вестерхэм и расспроси местных жителей. Надо узнать, не видел ли кто-нибудь Мойнигана вместе с Грошонгом. Попробуй выяснить, не знает ли кто обстоятельств отъезда Мойнигана. Поговори с Майклом Блумом на заправке. Он знал Мойнигана и был в курсе его ссоры с Грошонгом. Надо выудить у него все подробности. – Когда они с Беверли уже вышли из машины и двинулись к участку, Сорвин тихо произнес: – Больше так не делай.

– О чем ты?

Они вошли в общую комнату, где Холт, сидевший за столом, пил чай из кружки, оповещавшей окружающих, что он является лучшим любовником Соединенного Королевства. Однако у Беверли эта претензия вызывала некоторые сомнения. Сорвин молча прошел в свой кабинет и, пропустив Уортон вперед, закрыл за собой дверь.

– Это мое расследование, – заметил он, садясь за стол. – Я готов смириться с твоим присутствием, но только в том случае, если ты будешь держать свои вопросы при себе.

Брови Беверли поползли вверх. Обычно, говоря подобное Беверли Уортон, люди очень быстро начинали жалеть о своих словах, но в данный момент она находилась в очень шатком положении.

– Извини, Эндрю, – сказала она тихим, чуть хрипловатым голосом, опустив голову и улыбнувшись. – Но ты же знаешь, как это бывает. – Она вскинула глаза, не переставая улыбаться. – Иногда бывает трудно сдержаться, особенно когда знаешь, что тебе лгут.

Сорвин вдруг заметил, какие у нее огромные глаза и яркие губы, и мгновенно погрузился в прошлое. Он вспомнил, как потрясал его вид Беверли, как ему казалось, что она вся соткана из соблазнов.

– Да, знаю. – Он тоже улыбнулся.

Впрочем, она не обратила на это внимания.

– Ты совершенно прав. Обещаю впредь вести себя лучше.

Это обещание каким-то образом намекало, что она может вести себя очень плохо – настолько плохо, насколько этого захочется Сорвину.

Ужин прошел тихо. Нелл поужинала раньше с Томом и Доминик – по крайней мере, так утверждала Тереза, – а Элеонора просила передать, что устала и будет есть в своей комнате.

– В последнее время она часто так делает, – заметил Тристан, и по его голосу трудно было определить, рад он этому или нет. Айзенменгер, Елена, Тереза, Тристан и Хьюго ели на кухне салат из фазана под аккомпанемент медицинских анекдотов в исполнении Хьюго, которые варьировали от гомерически смешных до отвратительно пошлых.