Сначала спокойно ждал, когда Анфиса появится на крыльце. Смотрел между штакетин забора, прислушиваясь к возможным шагам по вьющейся по кромке леса дорожке.

К счастью, на ней никто не появился, и переносить операцию не пришлось.

Когда Анфиса вышла на крыльцо, он не торопился, тщательно и спокойно прицелился. И потом действовал так же хладнокровно, сел на оставленный у кривой березы велосипед и поехал через лес к шоссе. Часть пути предстояло проехать по обочине трассы, лесом до завода не доберешься.

Даже увидев Бориса, Петр не запаниковал, не начал судорожно отступать в лес. Остановился на минутку, проехал пару метров по кромке леса и только тогда опять нырнул между деревьями.

Его тогдашнему спокойствию, пожалуй, могли бы позавидовать даже профессиональные киллеры.

Если бы Борис не узнал, что Петр оставлял на заводской территории велосипед, та встреча ничего бы не значила. Связать Петра с велосипедистом, оказавшимся у трассы в нескольких километрах от места убийства, ему бы в голову не пришло.

Но Борис узнал про велосипед, и теперь исходить приходилось из этого.

Впрочем, больше Борька опасен был другим. Еще когда директор принялся показывать ему хранившиеся у Киямовой документы, Петр понял: догадается гаденыш, как можно было безопасно уводить приборы. Рано или поздно сообразит. Борис не гений, но и не идиот.

Теперь Лера подтвердила, что он догадался.

О новой проблеме, о том, что с Лерой тоже нужно что-то решать, папе следовало рассказать.

Проблема не была срочной. Еще не факт, что Лера когда-нибудь хоть в чем-то заподозрит Петра, но он позвонил отцу, едва выйдя из ее подъезда и сев в машину.

Петр набрал номер один раз, потом второй. Папа не отвечал.

Петр выехал из двора и повернул не к работе, а в другую сторону, к дому отца.

Тот не перезвонил. Не открыл, когда Петр дважды позвонил в дверь.

Петр не позволял себе впадать в панику, ни когда целился в Анфису, ни когда шел к водителю Олегу, на ходу доставая пистолет из внутреннего кармана ветровки.

Водитель смотрел на Петра с изумлением. Съехав на одну из боковых дорог, он ждал Николаича. Обычно начальник цеха именно так и передавал парню свои посылки. Петр несколько раз за ним проследил.

Правда, посылки передавались не ночью, а днем.

Не факт, что парень про Петра знал, но вероятность того, что начальник цеха мог сболтнуть лишнее, существовала, и Петр нажал на курок.

Он не был уж совсем спокоен, когда после выстрела переезжал с одной подмосковной дороги на другую, заметая следы, но и сказать, что он при этом сильно нервничал, нельзя.

Нормально Петр себя вел, достойно.

Парня Петру жалко не было. Во-первых, Олег Вахрушин не был женат и не имел детей, а сирот Петр всегда искренне жалел. А во‐вторых, Вахрушин относился к той категории сограждан, которую Петр искренне презирал. Неуч и неудачник. Жил в Москве, а даже образования получить не стремился. Петр тогда заставил Николаича навести о парне справки.

Конечно, оставались еще его родители, но Петр старался о них не думать.

Тогда он не паниковал, а сейчас почувствовал, что сердце застучало часто и сильно.

Петр достал ключи от родительской квартиры, радуясь, что привык носить их с собой, как свои собственные, отпер дверь и вошел в темную тесную прихожую.

В квартире папы не было.

Кухонный стол оказался чисто протерт, грязная посуда в мойке отсутствовала. Нигде ни одной брошенной вещи. Непохоже, чтобы папа уходил впопыхах.

Телефон лежал на письменном столе.

Петр взял его в руку, подержал и положил на место.

Папа уходил не торопясь. Он должен был вернуться за забытым телефоном.

Вывод можно было сделать только один – отец работал.

* * *

По переулку проезжали машины, но ни одна не стояла у шлагбаума. То есть машины, похожей на ту, что остановилась в лесу, не было. На несколько минут остановился фургон, въехал во двор. Желтое такси высадило пассажира.

– Я превращаюсь в истеричку? – виновато и жалобно засмеялась Инна.

– Ты превращаешься в мой тыл, – серьезно сказал Борис. – Раньше у меня его не было, а теперь есть.

– Раньше не было, потому что ты меня не любил? – Сейчас не стоило выяснять отношения, но Инна не сдержалась.

– Потому что не знал, как сильно тебя люблю. Не вспоминай плохое, – попросил Борис, обнимая жену.

Ему не верилось, что страхи Инны обоснованны, но оттого, что она так сильно за него боялась, стало так хорошо, что он опять с ненавистью подумал об Анфисе.

Только сейчас к ненависти впервые примешалось неприятное чувство вины и стыда.

А еще промелькнула мысль, что вместе с Анфисой погиб не родившийся ребенок, который уж точно ни в чем не виноват.

Его ребенок.

Мысль была неприятной и несвоевременной, и он тут же постарался о ней забыть.

– На завод мне попасть необходимо. – Он отпустил жену и снова посмотрел в окно. – Выйду через дальнюю калитку и вызову такси.

Калиток в ограждающем двор заборе было несколько. Та, которую они называли дальней, вела к домам на набережной. Они с Мишей проходили через нее, когда направлялись к каналу кормить уток.

– Позвони, когда сядешь в такси, – попросила Инна.

– Обязательно.

Борис потрепал ее по волосам.

Даже сейчас, растрепанная и заплаканная, она оставалась красивой.

Она могла добиться любого мужчины, а выбрала его. А он, идиот, этого не ценил.

Борис ободряюще подмигнул жене и бегом спустился вниз.

Приоткрыв дверь подъезда, убедился, что серого «Фиата» во дворе нет.

Такси он вызвал, выйдя к набережной. Попросил водителя объехать квартал.

Парень-азиат равнодушно кивнул.

Серый джип теперь стоял впереди шлагбаума, они просто не видели его из окна. Номер был тот же, что и у машины в лесу – два-два-четыре. Букв Инна, конечно, не помнила, а цифры назвала.

По-хорошему, квартал надо было объехать еще раз, сфотографировать автомобиль и водителя, но Борис сказал таксисту:

– Теперь по адресу.

Ему необходимо было попасть на завод и немедленно все выяснить.

Борис позвонил жене и быстро сказал:

– Он здесь. То есть та машина. Стоит ближе к метро. Инна, никуда не выходи, прошу тебя. Носа не высовывай из квартиры. Поняла?

– Поняла. А звонить тебе можно? – жалобно проскулила она.

После смешливой злой Анфисы Инна, тогда еще будущая жена, казалась ему неживой, ненастоящей.