– Я очень рад, что они вас не использовали. Вы даже не представляете, как я рад. Обманом человека можно лишить не только денег.

Он вытер пальцы салфеткой и бросил ее в пакет. Теперь, когда со стены сняли Пикассо, его кабинет выглядел непритязательно, если не считать бесконечного вида за окном. Отнюдь не так я себе представлял кабинет миллиардера, семнадцатого в списке самых богатых людей Америки.

– Вы произвели на меня неизгладимое впечатление, – признался он. – Если бы они выкинули со мной такой же номер, как с вами, я бы никогда им не поверил. Но вы не отвернулись, не ушли.

– Я все еще имею некоторые сомнения.

– Вряд ли вам удастся полностью от них избавиться.

– Вы тоже меня удивили. Своей решимостью. Надо же было так моментально отвергнуть все, во что вы уже поверили.

– Это да. – Он кивнул. – Однако мы оба здесь.

– Да уж, – подтвердил я.

Разумеется, мы находимся в Израиле, – ответил он на мое следующее письмо. – А ты думал, я пишу тебе из подвала в Тусоне? И целыми днями только и делаю, что жду ответа? Пол, хочешь верь, хочешь – нет, но у меня куча хлопот. То, что мы делаем, требует некоторой отдачи. Иначе бы я уже давно заскочил в гости, поздоровался. Показал бы тебе, каким ты станешь, если познаешь самого себя.

Чем вы там занимаетесь?

Занимаемся?

Да. Вы ведь не ходите в церковь, так? Не молитесь?

Нет, мы не молимся. Мы общаемся, беседуем. Знаю, звучит по-идиотски, но это не так. Первым делом мы показываем людям полные сведения об их роде. Затем – скудные остатки исторических сведений (см. приложение). А потом просто прилагаем все усилия, чтобы человек почувствовал себя как дома. Конечно, у нас тут не «Ритц», даже близко. Большинство приезжают просто в гости. Мы никого не просим сжигать все мосты и полностью менять свою жизнь. Мы лишь хотим, чтобы возрожденные знали о себе правду. У нас есть праздники и все такое, но основных – только два. Благовещение и Праздник Парадокса. В остальное время костяк занимается фермерством, а гости – учатся. Мы с нетерпением ждем каждого вечера. Именно вечером мы вместе радуемся обретению настоящего дома и друзей, которые всю жизнь были лишены этого, и это наконец найдено. Мы зажигаем свечи и просто наслаждаемся обществом друг друга, поем и беседуем за общим столом. Главное – это люди, понимаешь? Люди, которые сидят за столом и разговаривают. Вот чем мы занимаемся на Сеире.

После прочтения более поздних кантонментов может сложиться впечатление, что группа, которую под знаменем сомнения умудрился собрать Сафек – он же Агаг, царь Амаликитский, – в основном состояла из отверженных, бывших рабов, еретиков, блудниц и мужланов Неолита да еще парочки прокаженных, которые сели на обезвоженных верблюдов и кочевали по негостеприимным библейским землям. Странная штука: никто им не докучал. Они просто шли куда глаза глядят – не сказать, чтоб они были совсем неприметны, – мимо лагерей и караванов аммореев, хеттеев, иевусеев, ферезеев и гергесеев, словом, всяческих негодяев, бандитов и психопатов Ханаана, готовых напасть на все, что движется и проявляет признаки слабости, – и никто им ничего не делал. Наоборот, время от времени они даже устраивали совместные пиршества и лакомились козлиными костями, запивая их вином. Поначалу Сафек, который до сих пор не видел в этих краях ничего, кроме кровопролития и войны, даже немного пугался, но потом вспомнил обещание Господа: «И не было у нас города, который дал бы нам имя, и не было короля, который назначил бы капитанов и превратил бы нас в орудия войны; не было у нас и законов, кроме одного. Смотри, и да освятится сомнением сердце твое; ибо Господа может познать лишь Господь. И мы пошли за Сафеком, и не исчезли».

Тут-то, в 42-м кантонменте, присланном мне по электронной почте, и происходит первый случай отступничества. Один из последователей Сафека испытывает ужасные экспоненциально возрастающие муки и страдания. Он хороший и надежный парень, и никто не понимает, почему именно он должен был потерять жену и детей, а затем покрыться проказой, ослепнуть, предпринять самоубийство, сойти с ума и вообще испытать массу неудобств. Посреди повествования в него ни с того ни с сего ударяет молния, на него набрасывается лев, и сердце у бедолаги взрывается. Люди не верят своим глазам, и все они обращаются к Сафеку за разъяснениями. Не он ли обещал им спокойную жизнь в обмен на соблюдение Божьего завета? Однако то, что случилось с – вы угадали – Иовом, мало похоже на спокойную жизнь. Людей подмывает бросить все дела и молиться до одурения: вон как плохо кончил не молившийся Иов. Лучше молиться и жить нормально, чем сомневаться и страдать. Понятное дело, Сафек вышел из себя. Бедному Иову досталось, но по сравнению с царем Агагом, на глазах которого покромсали на куски весь его народ, страдания Иова – жалкие цветочки. Сафек рвет, мечет и рубит головы направо и налево. Тут появляется новый герой, некий Елифаз, брат Сафека. Да-да, вы не ослышались, у Сафека, оказывается, все это время был брат. Соблюдение Божьего завета, спокойно объяснял Елифаз, пока Сафек продолжал пинать пыль и раздавать подзатыльники раскаявшимся, спасает их от мародеров, воров и разжигателей войны, а про несчастья, болезни, бедность, голод и просто невезение разговора не было. Они, как и все остальные, – заложники судьбы, с той лишь разницей, что не могут списывать все на Божью волю. Что они знают о Боге, спросил Елифаз, кроме того, что его не существует? Ведь если бы он существовал, разве позволил бы он бедному Иову так страдать? Свою мысль он завершает длинным перечнем загадок в духе: «Ты ли дал коню силу и облек его шею гривою? Можешь ли ты испугать его, как саранчу? Храпение ноздрей его – ужас». На лагерь опустилась великая тишина, и только мухи жужжали над трупом Иова.

– Где вы это взяли? – спросил Зукхарт, глядя на меня из-за письменного стола. – Я каждый день проверяю ваш сайт, там ничего такого нет.

– Получил по электронной почте.

– От кого?

– От Пола К. О’Рурка.

Зукхарт читал распечатанный текст, который мне прислали в последнем письме: скан пожелтевшего свитка. Две колонки убористого текста были написаны, по словам Зукхарта, на арамейском. Верхний край свитка кто-то растрепал или погрыз. Английский перевод прикрепили отдельным файлом: все кантонменты и стихи были пронумерованы, а названия мест и имена людей имели диакритические значки. Сафек был «Să-fěk». Амаликитяне – «Ă-măl-ė-kītes».

– Как интересно… – проговорил Зукхарт, изучая распечатки. – Как интересно… – повторил он, взбивая волосы на руках и сжимая их между пальцами, словно парикмахер в процессе работы. Через пять минут он стащил с носа очки, выпрямился в кресле и уставился на меня.

– Авторство Книги Иова всегда было предметом жарких споров, – наконец сказал он. – Некоторые слова и выражения, безусловно, арамейские по своему тону, а отсутствие каких-либо отсылок к историческим событиям заставило многих ученых оспорить ее негебраическое происхождение. Автор почти наверняка жил до Моисея. Особенно меня заинтересовал этот Елифаз. Он единственный – кроме Иова, – кто упоминается одновременно в Библии и… в этом вашем источнике. Описываются они по-разному, но имя одно.