– Соврет.

– У нас же другой есть.

– Ладно, – кивнул княжич и вызвал опричника, годов так тридцати. – Матвей! Помоги басурманину.

– То треба, княжич?

– Раз говорю, то треба.

– Слушаюсь!

– Давай!

– Пока Матвей будет помогать десятнику, может, со вторым выжившим татарином поговорим? – обратился Парфенов к Бордаку.

– То дело, где он?

Княжич приказал доставить пленника.

Подвели татарина в одеже, отличной от рядового ратника и от десятника. И не простая одежа, и не вельможная.

У татарина из рассеченной брови текла кровь, но он не обращал на то внимания, зверьком озираясь вокруг.

– Кто ты, пес? – спросил Бордак.

Увидев изуродованного десятника, крымчак ответил:

– Помощник десятника, Мазат Кабир. Был ранее десятником, но Икрам наказал за то, что девицу молодую прибил, за нее хорошо заплатили бы в Кафе.

– Пошто об этом молвишь, басурман? Хочешь разозлить?

– Не-е, ты спросил – я ответил.

– Значит, девицу нашу убил?

– Случайно. На сеновал в деревне затащил, хотел ее, а она ни в какую, ударил, получилось сильно. Не хотел убивать, хотел только телом ее владеть.

– Паскуда! – воскликнул опричник Гарбуша и взглянул на княжича: – Отдай мне его, воевода, я спрошу с него за девицу несчастную и ни в чем не повинную.

– Погоди покуда и помолчи. Не будет нужен – отдам.

– Слово?

– Пойди лучше, Зосима, передай воинам нашим встать по окраинам урочища, отряду резерва быть с бывшими невольниками.

Отправив ратника, Парфенов подтолкнул Кабира к Бордаку:

– Ответствуй перед ним, пес.

– Мы желаем знать, где сейчас мурза Икрам и что он замышляет, – произнес Михайло.

– Мурза рядом, совсем близко, но его не найти, – рассмеялся татарин. – Никто не ведает, где он с тремя десятками отборных воинов, но недалече отсюда. А что замышляет, ведает только он.

– Ты хочешь лечь рядом с десятником?

– Мне все равно, я сказал, что знаю.

Парфенов ударил татарина, и тот упал на землю.

Ратник, оказывающий помощь Менге, поднялся и сказал:

– Кровь из раны остановил, но допрашивай его, боярин, быстрее, сдохнуть может.

– Ты желаешь умереть, как воин, – наклонился над пленным Михайло, – и ты умрешь как воин, коли поведаешь, где мурза Икрам.

– Того не ведает никто, кроме него, Мазат сказал правду.

– Что он замышляет?

– Также неведомо. Но как-то слышал возле шатра, когда он был еще здесь, что повеление хана и Галебея выполнит и приведет к Перекопу сотни рабов.

– Пошто он послал полусотню к Марево?

– Дабы заставить все дружины местного воеводы подойти к Чугуеву.

– И для того послал на смерть своих ратников?

– Он мурза, он вправе делать так.

– Значит, ему надо, чтобы основные наши силы были у Чугуева?

– Как понял, да.

– А пошто оставил здесь полонян и два десятка?

– Дабы охраняли рабов и были в готовности выйти туда, куда укажет его гонец.

– Значит, сюда должен прибыть гонец?

– Да, но коли он уже подходил к урочищу и зрил, что русская дружина взяла Сангу, то ушел в обрат.

– Куда?

– Ты уже спрашивал. Точно не ведаю, но куда-то недалеко. Это все. Сдержал слово.

– Погодь, ты еще не все сказал.

– Я… – Десятник вдруг дернулся, горлом пошла кровь, и он затих.

– Сдох, собака, – с досадой проговорил Бордак.

– Но он все же кое-что сказал, – подал голос Парфенов.

– Только то, что мурза где-то рядом и намерен захватить сотни полонян. А где находится? Где намерен брать полонян? – Бордак замолчал в задумчивости, затем продолжил, глядя на Парфенова: – А ведь десятник сказал нам ВСЕ!

– Что ты имеешь в виду?

– Если мурза с четырьмя десятками где-то рядом, скорее в лесу, где разбил лагерь, то невольников в таком количестве он может взять только в одном месте, в селе Радное. Там много жителей, и нет дружины чугуевского воеводы.

– Но мы-то рядом?

– Постой, Василь, не сбивай с мысли. Если мурза рядом, то наверняка его люди смотрели за Сангой, и Икрам теперь ведает, что мы порубили его десятки в урочище и освободили полонян. Сделав то, сидеть тут для нас нет никакой надобности. Я понял, Василь, мурза ждет, когда мы двинемся с полонянами в Чугуев.

– Пошто не в Радное?

– А чего там делать московской дружине? Да и сельчанам содержать ратников да полонян тягостно. Провизии потребуется много, а где ее взять сельчанам, кормящимся от земли да реки?

– А я мыслю, Михайло, об изменнике в окружении воеводы, – потирая лоб, проговорил Парфенов:

– О нем-то чего сейчас мыслить?

– Я согласен с тобой, что мурза ждет, зная о нас. Ждет, что мы уйдем в Чугуев, а если не пойдем, то он использует изменника.

– Как?

– Передаст ему, чтобы выслал гонца из Чугуева с повелением воеводы на возврат дружины в крепость.

– Но воевода не может отдавать нам приказы.

– А если изменник использует человека, якобы прибывшего из Москвы с наказом царя о возвращении нашем на Москву?

– Но Икрама-то мы не взяли, пошто царю отзывать нас?

– Ну, может, с другим наказом, искать мурзу совместно с ратью Чугуева.

Бордак задумался, затем, улыбнувшись, сказал:

– А ты молодец, Василь, Икрам может так поступить.

– Значит, нам не в Чугуев идти след, не тут торчать тем более, а следовать в Радное. Туда должен наведаться человек изменника. Тогда мы убедимся, что разгадали замысел мурзы, и через гонца получим возможность найти предателя в окружении воеводы Верейского.

– Так, Михайло.

– Объявляю всем сбор! Пойдем в Радное, тем боле, тут идти напрямую недалеко.

Парфенов объявил всем сбор. Помощника десятника, Мазата Кабира, решили взять с собой.

Ближе к полудню дружина и бывшие полоняне потянулись к селу.

А из дальних кустов на небольшом холме за тем внимательно смотрели два татарина. Как только дружина и бывшие полоняне пошли к селу, старший из двоих, Рамис, сказал младшему:

– Видишь, Назим, русы пошли к реке?

– Вижу, Рамис.

– Следуй за ними. Надо узнать, куда двинется дружина далее, а я покуда сообщу мурзе, что было в Санге. Ты же, прознав намерения русских, жди в осиннике.