— У скульптуры, — ответил он.

Скульптура женщины с отбитой рукой стояла посреди небольшого пространства, на котором летом росли цветы. Ее окружали плакучие ивы, а чуть подальше ровный ряд кустов. Скульптура едва высвечивалась, вокруг нее вообще ничего не было видно. Грохнуть Нину у скульптуры — делать нечего. Она раздумывала, идти или не идти. Стало страшно, но голос и таинственность одновременно притягивали с невероятной силой, словно гипнотизировали:

— Идите, не бойтесь…

Долли, держа сотовый телефон в руке, кралась за Ниной. В какой-то момент потеряла ее из виду, панически бегала по ответвлениям аллеи в поисках подруги. Но вот она позвонила. Долли ответила:

— Я готова.

Ответила, чтобы поддержать моральный дух Нины. Где она — понятия не имела. Ей было страшно, а каково Нине… В конце концов, Долли решила подкрасться поближе к каруселям. Согнувшись, она шла вдоль кустов, как вдруг кто-то до нее дотронулся! Она взвизгнула и заслонилась руками.

— Тсс! — прошипел Миша. — Где Нина?

Долли делала манипуляции руками, которых он не понял.

— Ты чего? — спросил.

Долли трясла перед ним мобильником, пальцем свободной руки показывала на телефон, затем прикладывала палец к губам, тараща огромные глаза. Миша пожал плечами: не понимаю. Долли отвела руку с телефоном в сторону и прошептала:

— У нас с Нинкой связь по телефону. Мы услышим все, что с ней происходит.

— Ты уверена? — вдруг достаточно громко спросил Миша. — Посмотри на трубу. Она же отключена.

— Ой… — захныкала Долли, нажимая на кнопки. — Это я нечаянно… Когда ты меня схватил, я нечаянно нажала не ту кнопку… Ой, что же делать? Мы ничего не услышим. А все ты! Нельзя же так внезапно появляться! Как же его заставить работать?..

— Введи код.

— Это не мой телефон, я не знаю кода! Все ты!

— Нина где?

— Откуда мне знать! Она пропала. Я споткнулась, чуть не упала. Когда подняла голову, Нины уже не было. А это что? — указала она на непонятный предмет в его руке.

— Монтировка. На всякий случай.

— Что же делать? — хныкала Долли.

— А что тебе приказала Нина?

— В случае опасности кричать «пожар».

— Идем к каруселям, выждем некоторое время, а потом… видно будет. — Они двинули по аллее. Миша шикнул: — Пригнись! Может, услышим их… Долли, старайся не дышать. Иди сзади меня.

— Не дышать? Скажешь тоже!

— Ты замолчишь или нет?! — свирепо произнес Миша, но шепотом.

— Молчу, молчу…

Не доходя до площадки, они вытянули шеи, искали Нину, однако ее нигде не было. Не слышались и голоса…

Нина остановилась в пяти шагах от статуи:

— Предупреждаю: если через пять минут я не выйду из парка, здесь начнется столпотворение.

— Вы подумали, что я пришел убить вас?

Он рассмеялся. Рассмеялся тихо, с истерическим надрывом. Нине захотелось взглянуть на этого человека, старательно избегавшего света. Он отсмеялся, сказал:

— Идите ближе, я не сделаю вам ничего плохого.

Нина, сжимая баллончик, приблизилась. Вот и он. Это был молодой человек, лет двадцати пяти. Высокий, стройный, красивый. Даже в полумраке Нина разглядела его бледное лицо с тонкими и благородными чертами, в обрамлении густых и волнистых волос темного цвета. Настоящий принц из сказки. Истерический смех не вязался с внешностью молодого красавца, наверняка грозы и в то же время любимца женского пола. Нина подумала, что он не похож на маньяка, однако газовый баллончик не выпускала. Она прислонилась спиной к постаменту скульптуры, спросила:

— Что вам нужно? И к чему такая таинственность?

— Таинственность? Да, правда, — усмехнулся он. — Я не подумал, что мое предложение увидеться с вами выглядит таинственным. На это есть причины. Я боюсь…

— Чего? — поинтересовалась Нина, так как он замолчал.

— Я боюсь, что меня могут убить, поэтому все эти предосторожности. У нас мало времени, давайте ближе к делу. Вы хотите знать, кто убил Валентину и Леонида?

Нина не сводила глаз с лица молодого человека. Его вопрос лишил ее способности говорить. Неужели сейчас ей станет известно имя? Она не верила своим ушам. А молодой человек довольствовался произведенным на нее впечатлением и ждал ответа.

— Кто вы? — спросила она.

— Мое имя вам ничего не даст. Но если вы желаете познакомиться, зовут меня Роберт. И я знаю, кто убил Валентину и Леонида.

— Роберт? — повторила одними губами Нина. Это же паж Р., о котором писала Валентина. Невероятно. Фантастика! Однако Нина постаралась унять волнение. Надо убедиться, что перед ней тот самый Р. — Откуда вы знаете… убийцу?

— Я был там. Я и вас видел, потому что ушел из дома последним.

— Как! Вы видели? Значит, это вы сообщили следователю, что я была в доме?

— Я сообщил следователю? — поразился он. — Нет. Я не сообщал.

— И не вы звонили мне и сказали: «Не верь Глебу»?

— Не я.

— Кто же тогда это сделал?

— Тот, кто убил. — И он загадочно усмехнулся.

— Послушайте, хватит недосказанностей. Вы пригласили меня, чтобы назвать имя, говорите.

— Терпение. Я снимал на пленку некоторые моменты из жизни Валентины…

— …а сидели в шкафу, который находится в спальне, — дала понять Нина, что ей известно многое.

— Вы знаете?! — теперь удивился он. — Но откуда?

— Я прочла дневник Валентины. Она писала, чем занималась, написала и о вас.

— Дневник? Я не знал, что она вела дневник. Странно, Валентина не похожа на сентиментальную женщину из девятнадцатого века, записывающую свои похождения и переживания в тетрадку. Но это плохо, очень плохо. Кто еще прочел дневник?

— Немногие. Она писала на английском языке. Дневник попал мне в руки, я отдала переводчице, но перевод выкрали из моего кабинета в кафе. Случайно не вы это сделали?

— Случайно? Не я. Повторяю: я вообще не знал о дневнике. Значит, она подробно написала обо мне? Тогда совсем плохо. Мне надо убираться отсюда подальше.

— Да погодите нервничать. Ваше имя она не написала полностью, только начальную букву «Р». Роберт, скажите, кто их убил? Вы сняли его на пленку?

Он задумался, нахмурив лоб. Потрясающе красивый молодой человек. Глаза привыкли к темноте, Нина уже хорошо рассмотрела его. Резко очерченные скулы, нос прямой, тонкий, но с большими ноздрями, которые в волнении раздувались, словно он принюхивался к запахам. Большие глаза печально-фатальные. Юные девушки обычно клюют как раз на печальную фатальность, им кажется, что обладатель таких глаз нуждается в участии, любви и жертвенности. Глупышки жертвуют ради подобных юношей всем, затем остаются на бобах. Такие парни с детства привыкают к поклонению, эгоистичные и жестокие. Наконец Роберт сказал: