– Что ж это, заговор молчания? – спросил Мурат.

Его не поняли.

– Никто ни слова о моем фильме. – Лицо его стало обиженным, как у ребенка, которого не похвалили, не заметили его усилий, а он так старался.

Антонина хмыкнула. Никита легонько похлопал Мурата по плечу:

– Добрый фильм, поэтичный. О вечных ценностях.

– Да, именно о вечных, – подтвердил Мурат. – Ты правильно почувствовал.

Саша незаметно отделилась от компании и направилась к вестибюлю.

– Ты куда? – догнал ее Мурат.

– По делу, – сказала она, вошла в лифт и нажала кнопку пятого этажа. Мурат успел втиснуться между закрывающимися дверями.

– К этому мужику?

– Не к мужику, а к режиссеру.

– Когда вернешься?

– Вернусь, когда ручьи побегут, – засмеялась Саша.

Мурат остался серьезен.

– Я тебя провожу.

– Не надо меня провожать, я не маленькая, – начала она сердиться. Мурат мешал ей сосредоточиться перед предстоящей встречей. – Иди к нашим!

Но он последовал за ней.

Дверь в 512-й номер была открыта. Оттуда вытекали струи табачного дыма, слышался смех, громкие голоса, звон стаканов.

– Оставь меня, – попросила Александра на пороге.

– Не пущу тебя одну в этот вертеп.

Они вошли вместе. Никто не обратил на них внимания. В довольно большой комнате – люкс – было негде упасть яблоку. Сидели на полу. Стояли группками со стаканами в руке. Лавировали, чтобы протиснуться к столу, щедро заставленному бутылками. Было довольно много известных лиц.

– Александра! – помахал через головы гостей режиссер, хозяин тусовки. – Иди сюда!

Кажется, он единственный из всей компании выглядел трезвым. Саша кое-как пристроилась на уголке дивана рядом с ним.

– Прочитал я твой сценарий, – сказал режиссер, сверля ее умными въедливыми глазами. Александра поджалась. Он выдержал паузу, плеснул коньяку в стакан, протянул Саше. – Молодец! Будем работать.

Александра облегченно вздохнула, тряхнула головой, посмотрела ему в лицо: грубоват, резок, прям, умен – должны сработаться.

Они чокнулись. Не обращая внимания на гвалт вокруг, он сразу приступил к делу: некоторые эпизоды надо будет развить и прописать четче, кое-какие добавить… Саша внимательно слушала, склонив к нему голову и покусывая кончик светлой пряди… Фильм должен быть полнометражный, в сценарии с трудом проглядываются четыре части, а надо бы пять…

– У нас нет пяти частей, – раздался из-за Сашиной спины голос Мурата.

Александра обернулась и ошарашенно уставилась на Мурата.

– Это кто такой? – без церемоний спросил режиссер, бегло взглянув на азиата с сумрачным лицом. – Твой соавтор, что ли?

Саша быстро помотала головой:

– Нет, однокурсник.

– Так какого черта он лезет, кто его вообще сюда звал?

– У нас нет пяти частей, – упрямо повторил Мурат и положил руку на Сашино плечо. Александра оцепенела, будто не веря в правдоподобность происходящего.

– Я не понял, – сказал режиссер, переводя неприязненный взгляд с Мурата на Сашу и что-то, видно, смекая, – что за детский сад, ты работаешь или в пиписьки играешь? Твой сценарий?

– Пойдем отсюда! – Мурат потянул Сашу за руку.

– Я никуда не пойду! Оставь меня в покое! – вскричала она, пыталась вырваться, но Мурат держал ее цепко.

– Саша, тебе здесь нечего делать! Неужели ты не видишь!

Режиссер шарахнул стаканом об стол:

– Вон отсюда! Оба! – вскочил, пихнул Мурата в грудь.

Народ вокруг попритих, с любопытством принюхиваясь к запаху назревающего скандала. Александра глотнула воздух.

– Это мой сценарий! – сказала она, понимая, что все безнадежно провалено, но все же пытаясь переломить ситуацию: – И… мы будем работать!

– Не будем мы работать. Я полагал, что имею дело с автором, а ты… – Режиссер посмотрел на нее со снисходительным презрением, как сильный на несдюжившего слабака. – Одно слово – баба! И нечего тебе соваться в мужское дело! Только время терять! Забирай этого своего, – (небрежный кивок в сторону Мурата), – и уходи! – Он повернулся спиной: публично униженная, сгорающая от стыда Камилова больше не интересовала его.

В распахнутом пальто, без шапки, она выскочила из гостиницы на набережную. Мурат тяжело дышал в спину, не отставая. Розоватое сияние большого города освещало ночное небо. Александра сбежала со ступенек, остановилась, резко развернулась и с размаху ударила Мурата по щеке.

– Как ты посмел?!

Он отшатнулся – рука у Александры была тяжелая, – опустил лицо в ладони. Заговорил глухим, задушенным голосом:

– Я хотел тебя оттуда увести, он тебе голову морочил, пыль в глаза пускал, а ты поверила; дрянь, дрянь человек, я же видел, какими сальными глазами он на тебя смотрел, плевал он на твой сценарий, а пяти частей действительно нет…

– Что?! Что ты сказал?! – Александра крепко схватила его за грудки, заорала, разрывая на морозе голосовые связки: – Гад! Паскуда! Ничтожество! – (И вдруг – как иглой насквозь прошило: а что, если он прав?) Она с яростной силой тряхнула его за воротник дубленки и разжала пальцы, так что он едва не упал. – По какому праву ты вмешиваешься в мою жизнь? Чтобы меня разрушить? Кто ты такой? Ты кто мне, я тебя спрашиваю?

– Кто я тебе? Кто я такой? – повторил он, и рот его искривился, лицо сморщилось и изменилось до неузнаваемости. – Я – никто! Никто! Никто! – Он вдруг завыл в голос, и Александра заткнула уши, чтобы не слышать жуткого завывания, а в следующий момент увидела, как Мурат перебегает дорогу перед носом тормознувшего грузовика с надписью «Хлеб» и мчится к Неве, не сбавляя ходу. Силуэт его мелькнул и исчез за гранитным поребриком, обрамлявшим набережную… Все произошло в несколько секунд.

Когда Александра, ни жива ни мертва, подбежала к спуску у моста, Мурат стоял по грудь в невской воде в метре от берега, а ночевавшие вокруг незамерзающей протоки утки всполошенно галдели. Он кричал, что не хочет жить, умереть хочет, а Александра, стоя на коленях, тянула к нему руки, пытаясь ухватить за край одежды, и умоляла не делать глупости. «Ты мне не веришь, не веришь!» – повторял Мурат, переходя с крика на бормотание. При свете фонаря ей показалось, что лицо его синеет. Испугалась. «Я верю тебе, миленький, верю, дай мне твою руку, иди сюда! Ну!.. Вот так, молодец!» Она подхватила его под мышки, он впился пальцами в гранит, пытаясь подтянуться, но набухшая водой одежда тянула вниз. «Снимай дубленку, – командовала она в отчаянии, – упрись ногой, напрягись… Давай! Ну!!!.. О господи боже мой!» Он опять сорвался. Александра поднялась с колен, огляделась, ища помощи: пустынна была набережная в этот поздний зимний час и только редкие машины тихо скатывались по заснеженному мосту. Мурат обмяк, скукожился, стоя там, в ледяной воде, по-детски прижимая скрюченные пальцы ко рту, теряя волю к сопротивлению. Александра визжала, топала на него ногами, приказывала, хватала за шкирку.