Как будто он сам не знает.

– Как ты сказала? – переспрашивает Банди.

Я повторяю:

– «Общество Жюльетты».

– Первый раз слышу, – отпирается Банди. – Я никогда не платил девушкам денег. Наоборот, деньги я с них беру.

Я сбита с толку таким ответом, но мне нужно узнать про Анну.

– Банди, я действительно беспокоюсь за Анну. Где она?

– Не знаю, – отвечает он. – Клянусь тебе, не знаю.

Точно так же он клянется, что не убивал девушек.

– Ты делал то же самое с Анной? – сердито спрашиваю я. – Ты вымогал у нее деньги?

– Только не у нее, – заявляет он. – Я никогда бы не сделал ей ничего плохого. Я люблю Анну. Я всегда ее ужасно хотел, – добавляет он, как будто прямо сейчас расплачется. – Мне даже все равно, бреет ли она лобок.

Банди рассказывает, сколько раз он пытался переспать с Анной, как изо всех сил пытался произвести на нее впечатление. Она единственная женщина, кроме его мамочки, на которую Банди потратил больше десяти долларов. Дарил ей подарки, покупал всякие побрякушки, но Анна постоянно его отшивала.

– Она говорила, что любит меня как брата, – сообщает Банди, – но парням она предпочитает мужчин постарше.

Он смотрит на меня большими печальными глазами в надежде, что я успокою его, скажу, что все в порядке. Но мне особо нечего сказать, потому что я точно знаю, что она имела в виду. Он вздыхает по Анне лишь потому, что она разбила ему сердце. И Банди, как заезженная пластинка, снова и снова повторяет две фразы:

– Я ее не убивал. Я не убивал остальных девушек, – хнычет он.

– Я верю тебе, Банди. – Я понимаю, что действительно ему верю. – Но у тебя есть хоть какое-нибудь представление, где ее искать?

Наконец он что-то припоминает.

– Она собиралась на одну вечеринку. Ты сможешь найти ее там.

– Что за вечеринка? – подозрительно спрашиваю я.

Он еще не ответил, а я уже знаю, что отправлюсь туда, так как у меня нет выбора.

В темноте спешу к огромной вилле в итальянском стиле – Банди даже заказал для меня такси, потому что это то место, где, по его словам, я могу найти Анну. Сегодня вечер перед выборами, и работы в избирательном штабе Боба столько, что Джек остается ночевать в офисе.

Я иду по тропинке, которая извивается, огибая то небольшие овраги, то горки. Из любой точки видна огромная вилла на холме, подсвеченная полной луной, низко висящей в ночном небе, наполовину скрытой огромным кучевым облаком, которое не желает сдвинуться с места, потому что нет ветра.

Дорожка всего одна – она не раздваивается и не встречается с другими, – но я на ней так никого и не встретила. Тропинка на всем протяжении выглядит одинаково: грязная, по краям камни и огромные валуны, за которыми тянутся плотные заросли кустарника и деревьев. Между ними – вкрапления полевых цветов и орхидей, таких ярких, что кажется, будто они мерцают в темноте. Тропинка залита каким-то странным светом из непонятного источника. Это даже не свет, а полусвет. Он оживляет все вокруг, но не дальше чем на пару футов по обеим сторонам тропинки.

На мне красный плащ, в котором я была на тематической вечеринке, и черные лакированные туфельки на пуговках, отчего я чувствую себя этакой Красной Шапочкой, спешащей в гости к бабушке. Тишина, одиночество, темнота – все это наводит на меня ужас. Но я не замедляю шаг, страстно желая, чтобы цель моих поисков появилась за следующим поворотом. Увы, ее там нет. Я торопливо шагаю по тропинке в темноте, направляясь неизвестно куда, и в моей голове постоянно крутятся две мысли, сначала одна, затем другая.

Что я здесь делаю?

К черту Банди.

Мысленно на чем свет стоит проклинаю Банди, потому что знаю, просто знаю, что он снова меня подставил, но я должна найти Анну, и у меня нет иного выбора. Я проклинаю день, когда Банди появился на свет, проклинаю его родителей, проклинаю его глупые татуировки, его уродливый пенис и его вонючие ноги. Я не могу заставить голос в моей голове умолкнуть. Наоборот, он делается таким настойчивым и громким, что я вынуждена проверить, не говорю ли вслух. Впрочем, вряд ли меня кто-то услышит. Я, так сказать, бегаю кругами в собственной голове, и каждый раз спотыкаюсь об один и тот же ответ.

Анна.

Я здесь для того, чтобы найти Анну.

Я должна найти Анну.

Эта мысль укрепляет мою решимость достичь цели, и я ускоряю шаг. Я настолько погрузилась в раздумья, что забыла, где нахожусь. Это помогает мне отогнать страх перед одиночеством и темнотой. Пусть вокруг ни души, но я слышу, что где-то рядом кипит жизнь. Так звуки природы наполняют воздух, когда вы идете через лес.

Но слышу я не звуки леса: до моего слуха доносится лишь невнятный шепот, вибрирующий ритм совокуплений, сдавленные всхлипы наслаждения. Смех, крики, рычание и стоны. Шлепки сталкивающихся тел. Я вглядываюсь в темноту, и мне кажется, будто я вижу в кустах движение. Сплетенные конечности, перегнувшиеся через ветви тела, торчащие из кустов ягодицы. Это похоже на райский сад до грехопадения Адама и Евы, когда-то секс и природа были чем-то единым, первобытным, плотским и неукротимым. Меня окружает искус.

Хотя мне кажется, что я двигаюсь к дому, я не уверена, куда именно ведет тропа, потому что иногда она поворачивает назад или начинает выписывать зигзаги. Вскоре я теряю ориентацию и перестаю понимать, куда иду – вперед или назад, вниз или вверх. И все же вижу перед собой изящную башню виллы. Она – как маяк, указывающий путь.

Я как будто перенеслась в первые кадры фильма «Гражданин Кейн», в знаменитые кадры с табличкой на сетчатой ограде «Вход воспрещен». Затем камера медленно перемещается вверх, и взгляду зрителя предстают новые ограды, новые ворота и балюстрады. Все более и более изысканные, прочные и монументальные, более безжалостные и враждебные. И, наконец, мы видим развалины Ксанаду – причуды Кейна, идиотского бзика, призванного демонстрировать его богатство: суровый замок в готическом стиле, который высится над окружающим пространством этаким гигантским надгробием.

Я думаю о заборах и воротах как о барьерах и защитных сооружениях собственного «я», которые я возвела в детстве и в отрочестве, чтобы укрыться от бурь окружающего мира. Я настолько погружена в собственную жизнь, что забыла о существовании этих незримых фортификаций, которые вместо того, чтобы дарить покой и безопасность, лишают меня возможности заглянуть в себя и понять, кто я такая. И теперь я понимаю, что не хочу дальше идти по жизни, отгородившись от нее. Не хочу закончить как Чарльз Фостер Кейн, который даже перед лицом смерти отрицает то, что привело его к финалу. Преследуемый призраками человек, запертый в населенном призраками доме, проклятый, приговоренный к тому, чтобы сгнить, превратиться в прах вместе со своим поместьем.

Поместье, по которому я сейчас иду, такое же заброшенное, как и поместье киношного Кейна. Но чем дальше, тем причудливее и эксцентричнее оно становится. Это развалины, призванные выглядеть как античные руины и тем самым сбить с толку будущих археологов. Я шагаю мимо зданий, построенных недалеко от тропы, и, кажется, что они возвышаются надо мной. Но стоит подойти к ним ближе, как сразу видно, что их размеры гораздо скромнее. Это лишь кривые фасады с лестничными пролетами, уходящими в никуда.