Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вот, денег заработала. Выпить хочешь?
Она плохо соображала, очки тумана на глазах, кусок жареной обиды в горле. Молча натянула сползшие на колени трусы, всё время вытирая слёзы, пыталась нервно придать форму смятой соломенной шляпке. Наконец, оставила её в покое, надела туфли и ушла. Потом было заявление в полицию. Объяснение с родителями, но разговаривать она пока не могла, ей было легче молчать, лучшая защита от внешнего мира – молчание. Родители были настроены воинственно и всячески утешали, даже вызвали психолога с полным чемоданом тупых вопросов. Легче не становилось. Она повзрослела вмиг, старая девочка, сломанное дерево, что теперь на нём вырастет?
Через несколько дней тюлень приехал к ним домой. Она молчала, пока родители что-то жарко выясняли на кухне, но уехал он довольный. А вечером мама уже рассуждала о том как расставить новую мебель, куда поставить диван, плазменный телевизор… Для неё это были всего лишь предметы, но мама и папа, предметы её любви, неужели и они, теряя душу, становились ими?
Девочка молча соглашалась, её красивые глаза покрылись пеленой грусти, искренность ушла, она не терпела сделок.
* * *
Странная тишина обрушилась на кухню, когда мы пили с женой утром чай. Я пытался разогнать её дежурными словами: «Как спалось?», «Какие планы?» В ответ прозвучало:
– Подстилка, прокладка. – Марина осушила чашку последним глотком, встала и понесла её к раковине.
– Так подстилка или прокладка? – понял я, о чём речь.
– Твоя новая баба. Молодая, конечно, но она же резиновая.
– Когда разговор заходит о чувствах, мне становится скучно, – злился я тоже.
– Да какие чувства, это же тебе понадобился свежачок. Только не надо меня лечить, что ты вдруг понял, что это твой человек.
– Я не понимаю, о чём мы говорим, ты сама же твердила, что я бесчувственный. Я просто решил это проверить.
– Ты – молекула.
Я замолчал, видимо, это у меня получалось лучше, чем говорить о чувствах. Она продолжала:
– Враньё – вот что было самым обидным. Я же помню, стоило тебе только сказать, как тебе хорошо со мной, сразу же звонила эта гладкая шлюха.
– Все звонящие мне девушки по твоим словам шлюхи?
– Остальных я не знаю, – надела она рыжие перчатки, включила воду и начала мыть посуду.
– Ты говорила так красноречиво, что я в конце концов согласился.
– Дура, какая же я дура! Когда ты в очередной раз соврал, что любишь меня, это снова подействовало.
– Ты сама сказала, что нужны доказательства, они у меня были.
– Животное, – неожиданно бросила она мне. Я представил как она развернулась и тарелка полетела в меня, я увернулся. Потом ещё одна. Я ловко уворачивался, и после каждой разбитой тарелки успевал только сказать жене:
– У, как всё запущено.
– Посуда кончилась или осталась только чистая? – начал я собирать осколки, когда она истратила все снаряды. – Я не обиделся. Выговорись, я буду тихо рычать.
Если бы всё было так, мне было бы легче, да и ей тоже. Но она покорно продолжала мыть что-то. Все её эмоции убегали вместе с водой в дырочки раковины. Шум воды, словно часы, напоминал о текучести времени. Время тоже струилось в те самые дырочки. «Сколько мужского времени потрачено было, на те самые прелестные дырочки».
Дым между нами не рассеялся, то, что казалось сложным, стало простым, то, что было простым, вдруг приняло облик сложного. Я представлял, что кипит в её душе. «Ты знаешь, самое противное, что забыв об очевидном, ты стал примитивным в один момент. Размениваясь своей женщиной, ты гремишь мелочью личных похотливых желаний». Я мог ответить: «Когда ты сказала, что любишь меня, я был голоден, когда я тебе сказал то же самое, я соврал, просто был голоден. Я добился своего, когда дело постель, всё заканчивается молниеносным оргазмом. И твоё чуть липкое от страсти тело клеилось к моему так плотно, что казалось, их будет не расцепить никогда. Мы и так продержались слишком долго».
– Я знаю, тебе нужны новые женщины. Нежатинки-свежатинки не хватает, – выключила она воду и содрала с рук перчатки. Одна из них лопнула и показала голый средний палец.
– Да дело не в количестве женщин и ни в качестве нежности. Каждый ищет душу свою, – собирал я невидимые осколки посуды по углам кухни.
– Да, да, а находит лишь тело, в твоём случае. Ты хоть понимаешь, что обрекаешь меня на одиночество? – швырнула рыжую резину жена в мою сторону. Та шмякнулась прямо на недопитую чашку и опрокинула её, тёплый чай побежал со стола, сам не зная куда, ему было некомфортно здесь. Мне тоже. Я смотрел на лицо жены, которое не предвещало ничего хорошего: дожди, ливни и даже грозы с молниями. Веки налились вековой обидой, глаза были прекрасны, несмотря на то что были влажными, а кожа вокруг них покраснела от того, что она тёрла их махровым полотенцем. Глаза её, говорили только об одном: «Не отпускай меня, если тебе есть, что сказать, держи меня, если тебе есть, что ради меня сделать». Сказать было нечего, держать её я тоже не мог, потому что руки были заняты другой.
– Почему обрекаю?
– Потому что на такую большую, какую я испытывала к тебе, я уже никогда не буду способна, а на маленькую мне не захочется размениваться…
* * *
– Как моя книга, двигается? – пригубила она принесённый Катей чай. Автора звали Анастасией.
– Ну как тебе сказать, движение есть, не столь бойкое, как хотелось бы, конечно. Всё-таки литературы такого характера нынче много, сама же знаешь, сколько книг по психологии сейчас выпускается: как бороться со стрессом, как побороть стресс, как его положить на лопатки, в какую позу, даже как получить от него удовольствие. Вот, кстати, почему нет книги, секс в борьбе со стрессом, секс – лучшее лекарство от стресса.
– Ну, ведь и дома у каждого человека полно книг на эту тему.
– Да, особенно если он состоит в какой-нибудь секте эзотериков, хочет начать новую жизнь, хочет начать правильно питаться, хочет захотеть кого-то как раньше.
– Значит, у вас тоже есть?
– Есть, недавно освобождал одну кладовку, так там этого добра на многие километры здоровья.
– Вот видите.
– Настя вам чай или кофе? – сломал я на приторный голос, что даже ощутил, как мои брови согнулись вопросами.
– Я сегодня на соках, на натуральных, – добавила Анастасия витаминов в свою реплику.
– Завидую вашей силе воли, – не понимал я, что толкает здоровых людей на такие испытания. Когда я заходил в супермаркет, я видел, что, по сути, еда была единственной радостью жизни сейчас для многих.
– Зайдите потом в бухгалтерию, там вам насчитали уже кое-какой гонорар.
– Хорошо. У меня новая книга.
– Да? Как называется?