Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сестра Чжао позвала детей, до сих пор возившихся с углем, домой – мыться и переодеваться. Фан Му кивнул на кучу и спросил:
– Это вы сами купили?
– Конечно.
– Но этого хватит? – Юноша провел быстрый подсчет у себя в голове. – Топить придется до марта как минимум.
– Посмотрим. – Учитель Чжоу нахмурил брови. – К тому же непонятно, сколько вообще мы еще тут проживем.
Фан Му уже собирался спросить, что он имеет в виду, когда кто-то позвал учителя Чжоу с другого конца двора. Это был старик – по его одежде Фан Му решил, что пришел кто-то из соседей. Учитель Чжоу подошел к нему и перебросился парой слов. Когда он вернулся, то брови у него хмурились еще сильнее.
– Что случилось? – спросил Фан Му.
– Он хотел напомнить о завтрашнем собрании. – Учитель Чжоу вздохнул.
– Собрании? Каком собрании?
– О сносе нашего квартала и расселении жильцов. Соседи решили, что я, как человек образованный, лучше всего подхожу, чтобы вести переговоры с застройщиком.
– Что? – Глаза Фан Му широко распахнулись. – Ваш квартал сносят?
Учитель Чжоу поморщился и кивнул, но больше ничего не сказал.
Сердце у Фан Му упало. Он смотрел в опечаленное лицо старика и очень хотел хоть как-то его утешить.
– Не беспокойтесь так! Вы получите большую денежную компенсацию и построите «Дом ангелов» заново.
– К сожалению, это не так просто. Куда девать детей на то время, пока приюта не будет? – Учитель Чжоу повернулся и поглядел на двухэтажное здание «Дома ангелов». – Не говоря уже о том, что нам придется покупать новый участок и строить новый дом… Неизвестно, во сколько это обойдется.
– Если не сможете позволить себе участок в городе, поищете за городом и поселитесь там.
– Земля за городом в наше время тоже дорогая. – Учитель Чжоу потряс головой. – И, если участок будет далеко, детям станет неудобно добираться до школы. А это скажется на их образовании.
Фан Му замолчал. Он изо всех сил напрягал мозги, чтобы предложить еще какие-нибудь идеи. После долгой паузы решился:
– Вам нужно обратиться за благотворительными пожертвованиями от общественности и от правительства, потому что собственными силами вам, боюсь, не справиться.
– Нет, – отрезал учитель Чжоу, обведя взглядом двор. – Если б я хотел, то давным-давно сделал бы так. Но, как уже говорил, я не позволю, чтобы мои дети росли с ощущением собственной неполноценности. – Он повернулся к Фан Му и с нажимом произнес: – Нищета души куда страшней нищеты материальной.
– Ладно, но от меня вы же не отказываетесь принимать пожертвования? – спросил Фан Му, надеясь заставить его взглянуть на вещи в другом свете. – А какая разница между мной и другими людьми?
– Разница есть. – Учитель Чжоу улыбнулся. – Ты действуешь только от собственного лица, и ты никогда не просил ничего взамен.
Мысль о благотворительности внезапно напомнила Фан Му про дело, которое поручил ему Син Чжисен. Он вытащил конверт с тысячей юаней из кармана куртки и протянул его учителю Чжоу.
– Что ты делаешь? – воскликнул тот. – Ты и так перечислил нам деньги в этом месяце, не говоря уже о подушках и одеялах, которые ты привез.
– Это не от меня. – Фан Му рассказал о Син Чжисене и объяснил, что намерения у того бескорыстные.
Учитель Чжоу взвесил наличные на ладони и погрузился в раздумья. Потом снова оглядел двор и сказал негромко:
– Фан, дружище, есть кое-что, о чем я давно хотел с тобой поговорить.
– Да?
– Почему ты помогаешь именно Ляо Яфан?
Фан Му заглянул учителю Чжоу в глаза. Тот ответил ему взглядом, полным обычной нежности и теплоты. Юноша понял, что ему можно доверять.
– Потому что я был знаком с ее матерью. – Мгновение он помолчал, а потом продолжил: – Когда я учился в университете, ее мать работала у нас в общежитии. Я учился на младших курсах… Случилась трагедия, и она пожертвовала жизнью, чтобы спасти меня.
Фан Му не собирался рассказывать подробности, а учитель Чжоу не стал расспрашивать. Немного подумав, старик хлопнул его по плечу и сказал:
– Ты осознаёшь свой долг и выплачиваешь его. Я всегда знал, что ты – человек высоких моральных качеств.
– Это самое малое, что я могу сделать. Мать Ляо Яфан заплатила собственной жизнью, и в результате эта девочка лишилась детства. По сравнению с этим то, что я делаю для нее, ничего не стоит. – Фан Му искоса глянул на собеседника. – Кто здесь человек высоких моральных качеств, так это вы.
Внезапно глаза учителя потемнели.
– Нет, я совсем другой. – Он поглядел на запад, в сторону заходящего солнца, и тихонько пробормотал: – Я не похож на тебя.
Воспоминания – странная штука. Они текут плавным потоком, и человек, внезапно погрузившись в него, часто не может вынырнуть обратно. Фан Му понятия не имел, в какие глубины памяти на мгновение погрузился учитель Чжоу, но знал, что и тот не представляет, о чем думает он сам. Возможно, оба они пережили вещи, о которых тяжело говорить вслух, и эти воспоминания привели их в угнетенное состояние духа.
После ужина мрачность учителя Чжоу так и не развеялась, и Фан Му тоже грустил всю дорогу до дома.
* * *
Внедорожник мчался по плоским улицам Чанхона мимо жилых кварталов, которые казались одновременно знакомыми и чужими. Для Фан Му этот город был связан с массой воспоминаний: беззаботное детство, бестолковый подростковый возраст, университетские годы, в которых одиночество мешалось с радостью, а счастье – со страхами. В 1999-м, вскоре после того, как ему исполнился 21 год, блаженная невинность разлетелась на куски. И эта трагедия продолжала преследовать его после отъезда в Университет Цзянбина.
Фан Му вспомнил их первую встречу с Лю Ксу. В глазах коллеги была смесь отчаяния с паникой. Но ведь именно так долгое время смотрел и сам Фан Му! И это ставило его перед вопросом, которого он много лет пытался избегать: что, если после серии убийств в педагогическом колледже он тоже стал жертвой ПТСД? Разве он не закрылся от людей? Разве не таскал за собой повсюду нож, боясь расстаться с ним хоть на мгновение? Разве по ночам его не преследовали кошмары? Не мучил запах горелой плоти? И не разрывало ли до сих пор его сердце чувство вины за гибель всех этих людей?
Фан Му мчался по городу в сгущающихся сумерках; огни вывесок падали в салон. Юноша посмотрел в свои глаза в зеркале заднего вида. Страх, тревога, непринятие себя давно исчезли