— Мечи, — шепнул голос Варсы ему в самое ухо.

— Что? — почти теряя сознание от скручивающей тело боли, просипел Кай.

— Мечи! — повторился шепот.

Он приподнялся над камнем и вонзил между серыми брусками черный меч, но стоявший все там же в арке незнакомец вскинул руки, и Кая начало разворачивать, загибать вокруг клинка.

— Второй меч, — отозвалось в ухе.

— У него нет клинка, — процедил, простонал сквозь стиснутые зубы Кай.

— Накорми его, — был ответ.

— Иди за мной, — продолжал тянуть холодом из прохода незнакомец.

Кай смотрел на странный меч одну секунду. Черный обрубок вместо клинка, странная рукоять, навершие в виде опрокинутого сердца с жадным отверстием-устьем. Решение пришло мгновенно. Он согнул правую ногу и вонзил навершие в бедро. Страшная боль едва не заставила выпустить и второй меч, но сквозь муку он уже знал, что и в его левой руке тоже есть меч, и тут же вонзил неведомо откуда взявшееся лезвие в камень.

— Я не прощаюсь, — донесся откуда-то издалека голос, в котором было больше досады, чем злобы, а Кай поплыл, полетел в черную пропасть.

Он выбрался из нее только под утро. Опасность, страшная опасность заставила его открыть глаза, поднять ставшие каменными веки. Над двором крепости начинался рассвет. Все спали. Спала Васа, согнувшись у потухшего костра. Спал Мити. Посапывала, уткнувшись носом в спину Каю, Каттими. Спали дозорные и сторожевые. Не спал только конь Кая. Фыркая и порыкивая, он перетирал зубами разодранную тушку хорька. Путника Аиша у костра не было. Лошади Каттими не было. Только исходил удушливым сонным дурманным дымком оставленный в углях котелок. Кай поднял ружье и разрядил его в голову собственного коня.

Нога онемела. Боль ощущалась едва-едва, словно ожог покрывала корка льда, но нога охотника почти не слушалась. В заледенелости ожили и старые шрамы, заломили все давно зажившие и забытые отметины. Негромко запела рана в другой ноге, заломило в боку, запылала рука, даже шрам на лбу словно пролился кипятком, но онемела только одна нога. Открытой раны не было, в том месте, куда Кай в собственном сне ударил рукоятью меча, расползался голубоватыми сгустками синяк. Кай сам распустил шов портов на бедре, ожидая увидеть именно рану, но плоть была не повреждена, хотя все ощущения говорили о том, что мышца была пробита почти до кости. Да и голова кружилась так, словно он истекал кровью, хотя куда-то кровь все-таки делась — о ее недостаче говорило и отсутствие сил и, что в первую очередь испугало Каттими, бледность охотника. Первые полчаса, которые прошли в утренней суматохе, порожденной выстрелом и открывшимся перед путниками зрелищем, Каттими не отходила от Кая, отпаивая его легким вином и пытаясь массировать поврежденную ногу. Потом отправилась к оплывающей туше Молодца, чтобы снять с нее упряжь.

Васа не находила себе места. Кай, который с трудом справлялся со вновь накатывающей на него лихорадкой, попытался успокоить кессарку:

— Всякий бы уснул. Этот Аиш оказался просто мастером зелья. Да и зелье хитрое. Пока он тут под вечер окуривал стоянку, все привыкли к запаху. А уж среди ночи, да с холодом и сыростью, оно и подействовало.

— Он тебя ударил? — повела подбородком Васа на перехваченную тряпками ногу. — Или ворожбу какую навел?

— Нет. — Кай с трудом удерживал веки, которые становились тяжелее с каждой минутой. Теперь пришедшее к нему во сне видение казалось чем-то призрачным. — Кажется, что нет. Наверное, я неловко повернулся и наткнулся на рукоять вот этого меча. Ушибся. Просто болезнь… вернулась.

Васа недоверчиво покачала головой. Объяснение и в самом деле выглядело неправдоподобным.

— Что пропало? — спросила она у Каттими, которая как раз тащила на себе седельные сумки.

— Почти ничего. — Каттими тоже была удручена. — Рог пропал. И браслет. Ну и моя лошадь. Хорошо хоть оружие было при мне.

— Значит, этот Аиш и был тем самым колдуном? — спросила Васа.

— Или его посыльным, — пробормотал Кай, ежась от утренней сырости и пытаясь сесть поудобнее.

— Тогда почему он приделал Молодца? — спросила Васа. — Если все спали так крепко, он ведь мог просто уйти? Или даже перерезать во сне всем глотки?

— Это как раз просто, — с тревогой зачастила Каттими, доставая из сумки узелок со снадобьями. — Если бы он взялся резать глотки, кто-то мог и проснуться. А с Молодцом все иначе — только на нем и можно было догнать колдуна. К тому же если бы Кай не пристрелил коня, тот бы наделал таких бед, что о колдуне не сразу бы и вспомнили. Жаль, что этот Аиш мою лошадку забрал, она, конечно, не так что слишком была резва, но могла бы держать на себе хотя бы Кая. Взял ту, что была ближе.

— Не совсем так. — Кай с трудом подтянул колено к груди, вторая нога вовсе обратилась тяжелым безжизненным грузом. — Я не про твою лошадь, Каттими. Я про Молодца. Никогда не поверю, Васа, что ты не поняла очевидного — мой конь приделанный. Да, не отпущенный, но приделанный. Колдун просто отпустил его. Убил хорька и мазанул кровью по морде коня. Или брызнул издали. И знаешь почему? По-другому к нему было не подойти.

— Значит, ему был нужен рог, — процедила сквозь зубы Васа, — и твоя нога — результат колдовства… Наверное, так. Он приделал тебя? Ты сможешь это остановить?

— Увидим, — постарался улыбнуться Кай. — Если уж кто-то и пытался меня приделать, то Анниджази руками своих воинов. Этот колдун явно хотел меня призвать.

— Что собираешься делать? — спросила Васа.

— Попрошусь к кому-то на подводу, — прошептал Кай.

— Не придется, — раздался твердый голос часовщика. — Вот лошади. Я вчера выкупил их у Туззи.

Кай с трудом повернул голову. Фигура мастера колыхалась перед глазами, расплывалась вместе с силуэтами коней.

— Сколько ты заплатил за них Туззи? — с трудом вытолкнул слова из непослушного рта Кай.

— Есть разница? — усмехнулся Истарк. — Я не продаю лошадей. Одалживаю. Так что забудь о Туззи. В Ламене вернешь лошадей, на том и разойдемся. Хочешь, сговоримся и на больший путь, у меня в каждом городе есть знакомые купцы. Но после Ламена это уже будет стоить денег.

— А не боишься доверять мне? — с усилием вымолвил Кай. Жар охватывал его все сильнее.

— Куда ты денешься? — протянул поводья лошадей кессарке Истарк. — Текан не так уж велик. Да и Салпа имеет предел. Ты — талисман, охотник. С самим тобой может случиться что угодно, но те, кто рядом с тобой, они в безопасности. Есть такая примета, я слышал.

— Не всегда так было, — через силу выговорил Кай.

— Цени собственную удачу в конце жизни, а не в ее паузах, — развернулся мастер.

— Что ты делаешь? — спросил Кай Каттими, которая расстелила на траве платок, подхватила мешок охотника и стала вываливать на платок баночки со снадобьями и узелки с травами и быстро, что только пальцы мелькали, распускать шнуровки, срывать пробки и нюхать, щупать и даже лизать их содержимое.