— Я тоже, — вскинулась Каттими. — Мешки, оружие — все сниму. А зачем?

— Вот ведь, — недовольно крякнула Васа, но одеяло, в которое успела закутаться, скинула и подвинулась к костру. — Я тоже поиграю в вашу игру. Завтра день будет тяжелым, так что лучше, если вы будете посвежее. Делим ночь на четыре части. Половину берем на себя мы с Мити, половину вы. Кого из вас будить первым?

— Меня, — твердо сказал Кай.

— Если не поднимешь меня под утро, обижусь, — прошептала ему на ухо Каттими, но он не ответил. Сон вдруг навалился, затопил двор старой крепости мутной пеленой, смежил глаза. И, проваливаясь в него, Кай схватился сначала за приклад ружья, а потом сжал рукояти сразу двух мечей и так и вошел в сновидение.

Он стоял в том же самом дворе, в утренней дымке, которая скрадывала очертания стен и башен, но не оставляла сомнений, они были неповрежденными. И двор покрывала не трава и обломки известняка, а брусчатка. И не было рядом никого, ни повозок, ни лошадей, ни людей, только сам Кай и мутная фигура неизвестного в арке ворот. Со стороны неизвестного подуло холодом, Кай поежился и бросил взгляд на самого себя. Он был обнажен по пояс, почти обнажен, потому что руки, торс под горло оплетала та самая пропавшая зеленая кружевная рубашка от мастерицы из Кеты. Она словно обратилась в рисунок на коже, Каю даже показалось, что узор сплетается с линиями его вен, в мгновение он уверился, что видит чудесное кружево только он сам, его не должен видеть больше никто, но его взгляд уже перебрался на мечи. Оба тоже были обнажены, но если клинок черного меча привычно поблескивал, успокаивая правую руку тяжестью и так и не разгаданной его владельцем силой, то второй меч лежал в левой ладони почти безжизненным обрубком. Ненасытным обрубком.

«Я сплю», — подумал Кай.

— Идем за мной, — донесся до него голос человека.

Голос казался знакомым, хотя что было голосом в долетевшем до Кая шелесте? Так шепчет на ухо мать засыпающему в колыбели ребенку, и почти точно также шепчет переполненным кровавым сладострастием палач о предстоящих муках схваченной по рукам и ногам жертве. Так, да не так. И все же хотя шелест не был голосом, но он был узнаваем.

— Кто ты? — спросил Кай. — Покажи лицо.

— Идем за мной, — повторил незнакомец, и Каю показалось, что слова принесли стужу, которая обожгла скулы.

— Кто ты и куда зовешь меня? — повторил Кай и почти крикнул: — Покажи лицо.

— Разве ты спрашиваешь, где выросло зерно, когда ешь хлеб? — спросил незнакомец. — Или бредешь к роднику, вместо того чтобы испить из реки?

— Когда я пью воду или ем хлеб, я вижу, что я ем и пью, — ответил Кай. — Ты же предлагаешь мне отпить из чаши с закрытыми глазами.

— Яда боишься? — все так же шелестом или стуком мерзлых ветвей рассмеялся незнакомец.

— Да мало ли чем ты захочешь меня угостить, — крикнул Кай. — Не морочь голову, отвечай, кто ты и куда зовешь меня? Что ты хочешь мне предложить?

— Подняться на гору, — рассмеялся незнакомец. — Стать выше других. Сильнее других. Богаче других. Могущественнее других. Или тебе никогда не хотелось занять подобающее тебе место? Соразмерно отпущенному тебе судьбой? По праву несправедливо униженного! По праву величия твоих родителей — Сакува и Эшар! Ты достоин большего, Кир, как бы ты ни называл себя! Большего, чем бродяжничество!

— Откуда ты знаешь о моих родителях? — спросил Кай.

— Я знаю очень многое, — ответил незнакомец. — Хочешь знать многое — иди за мной.

— Не дорога ли будет плата за многое? — прищурился Кай.

— Не дороже, чем платит гирька, ложась на чашу весов, — ответил незнакомец.

— Гирька принадлежит торговцу, — заметил Кай.

— Все мы кому-то принадлежим, — со смешком вздохнул незнакомец. — И даже тот, кто считает, что не принадлежит никому, послушно отправляется к хозяину в миг собственной смерти.

— Тогда ответь мне, что стоит на кону? — продолжал спрашивать Кай.

— Сила, богатство, мощь, власть, — перечислил незнакомец. — Да и та же смерть, чего уж скрывать.

Он был опасен, опасен с первой секунды, опасен даже во сне, Кай почувствовал это немедленно, но продолжал разговаривать с незнакомцем, словно должен был или что-то выведать у него, или просто тянуть время.

— Ты можешь доказать мне свою силу? — спросил он после минутного раздумья. — Показать мне то, что ты можешь? Откуда мне знать, вдруг ты обманываешь меня или, хуже того, твои сила, богатство, мощь и власть не подходят для меня?

— Мои сила, богатство, мощь и власть и в самом деле не подходят для тебя, — ответил незнакомец. — У тебя будут свои — сила, богатство, мощь и власть. Почти безграничная сила и такая же мощь, которые позволят тебе умножать твое богатство и твою власть настолько, насколько ты этого захочешь. Ты будешь настолько выше всех тех, кто сейчас смотрит на тебя как на равного или даже как на чернь, насколько твой конь сильнее обычных кляч.

— Так ты приделываешь? — понял Кай.

— Я призываю, — ответил незнакомец. — Приделанные — это звери. А я призываю не к дикости, а к порядку. К службе!

— Я не служу никому, — твердо сказал Кай. — Чуть больше трех лет назад полсотни моих соплеменников служили ише Текана, и все они были убиты в спину.

— Они не были твоими соплеменниками, — рассмеялся незнакомец. — Твое племя выше этой черни. Ты представить не можешь, насколько выше. Но даже отпрыскам твоего подлинного племени сложно избежать службы. Что же говорить, если они не смогли избежать Пагубы? Так ты идешь за мной или нет?

— Нет, — твердо сказал Кай.

— Я могу призвать тебя и против твоей воли, — услышал он шепот. — Правда, не обещаю, что ты не станешь приделанным, но всякий сам тянет свой жребий.

— Покажи лицо, — потребовал Кай.

— Зачем? — удивился незнакомец.

— Чтобы запомнить его, — сказал Кай. — Запомнить и убить тебя, где бы я тебя ни встретил.

— Смотри, — коротко ответил тот.

Он шагнул вперед и сбросил капюшон плаща. Клочья тумана продолжали застилать двор крепости, но лицо незнакомца вдруг оказалось близким. Таким близким, словно Кай лежал, опрокинувшись навзничь, а незнакомец склонился над ним.

Лица у того не было. Под капюшоном зияла черная пропасть, на дне которой красными щелями светились глаза.

— Пошли за мной, — зашумело в ушах Кая, и вдруг неведомая сила поволокла его к арке ворот. Вот он сделал один шаг, другой, опустился на колени, пытаясь остановиться, упал ничком, замедлился, но что-то, что было сильнее его в несколько раз, продолжало тянуть его вперед. Что-то затрещало под грудью. Задыхаясь, Кай бросил взгляд на едва начинающее заживать плечо и с удивлением увидел, что опутывающая его торс кружевная рубашка словно напиталась соками. Зеленые нитки обратились зелеными ветвями, которые цеплялись за камень, вонзались корнями в швы в мостовой, задерживали Кая.