— В выходные дни рекреационный зал почти все время занят, и она занимается в своей комнате. Мы очень гордимся Джоанной.

Вслед за голосом ученицы послышался голос Джоанны.

Грегги сказала:

— Этой ямы здесь не должно было быть. Сюда упала бомба. Она чуть в дом не попала.

— А вы были в доме в это время? — спросил Феликс.

— Я была, — ответила Грегги. — Я лежала в постели. А в следующую минуту я оказалась на полу. Все окна были разбиты. И у меня есть подозрение, что была еще одна бомба, которая не взорвалась. Я почти уверена, что видела, как она упала, когда я поднималась с пола. Но саперный взвод нашел только одну бомбу, и ее убрали. Ну, в любом случае, если и была еще одна, она, должно быть, к настоящему времени уже скончалась естественной смертью. Я говорю о 1942 годе.

Со своей любопытной способностью отвечать несколько невпопад Феликс откликнулся:

— Моя жена Гарет поговаривает о том, чтобы прибыть сюда с Администрацией ООН по вопросам помощи и послевоенного восстановления. Интересно, не могла бы она остановиться проездом в вашем клубе на одну-две недели? Мне же приходится ездить туда-сюда, ей будет одиноко в Лондоне.

— Она должна лежать вон там, справа, под гортензиями, если я все-таки права, — сказала Грегги.

— Нам, пожалуй, лучше бы уже отправляться в Ричмонд, — сказал Феликс.

— Мы ужасно гордимся Джоанной, — произнесла Грегги.

— Прекрасно читает.

— Нет, она декламирует по памяти. Но ее ученицы читают, разумеется. Это же уроки красноречия.

Селина грациозно сбила немножко садовой грязи со своих танкеток на каменной ступени крыльца, и компания вошла в дом.

Девушки пошли готовиться к поездке. Мужчины исчезли в темноте маленькой раздевалки под лестницей.

— Прекрасные стихи, — сказал Феликс, потому что и здесь звучал голос Джоанны, а урок продвинулся к «Кубла Хану».

Николас чуть было не сказал: «Она просто безудержна, оргиастична в своем чувственном восприятии поэзии. Я ощущаю это в ее голосе». Однако он удержался, опасаясь, что полковник скажет «Неужели?» и ему придется продолжить: «Я думаю, поэзия замещает ей секс». — «Неужели? А мне показалось, у нее с сексом все в порядке».

Впрочем, эта беседа не состоялась, и Николас сохранил ее для своих записных книжек.

Они ждали в вестибюле, пока не спустились вниз девушки. Николас изучал доску объявлений, сообщавшую о продаже ношеных вещей — за деньги или в обмен на купоны. Феликс стоял поодаль, воздерживаясь от такого вторжения в личную жизнь девиц, но проявляя полнейшую терпимость к любопытству своего компаньона. Он произнес:

— А вот и они.

Количество и разнообразие доносившихся в вестибюль приглушенных шумов было весьма значительным. За закрытыми дверями дортуара на втором этаже не прекращался смех. Кто-то разгребал лопатой уголь в подвале, оставив открытой обитую зеленым сукном дверь в нижние помещения дома. Телефонный коммутатор беспрестанно пронзительно, хоть и в отдалении, верещал звонками от молодых людей, а соответствующее жужжание на этажах вызывало девиц к телефонам. Солнце прорвалось сквозь облака, как и предсказывал прогноз погоды.

«Дорогой Дилан Томас», — написала Джейн.

Внизу Нэнси Риддл по окончании урока красноречия обсуждала с Джоанной Чайлд жизненные перспективы дочери священника.

— Мой отец по воскресеньям вечно бывает в дурном расположении духа. А ваш?

— Нет, мой обычно слишком занят.

— Отец вечно распространяется о Книге общей молитвы. Должна признаться, что тут я с ним согласна. Она устарела.

— Ах, я считаю, она просто замечательная, — возразила Джоанна. Она знала Книгу общей молитвы практически наизусть, включая псалмы — особенно псалмы, — которые ее отец ежедневно повторял и на утрене и на вечерне в часто пустовавшей церкви. Когда Джоанна жила в пасторском доме, она посещала эти службы каждый день и отвечала со своей скамьи, как это бывало, скажем, в День Тринадцатый, когда ее отец, в величественной кротости, облаченный в белое поверх черного, стоя, читал:

«Да восстанет Господь и да расточатся враги Его…»

На что Джоанна, не дожидаясь паузы, отвечала:

«И да рассеются пред Ним ненавистники Его…»

А отец продолжал:

«Как рассеивается дым, так Ты рассей их…»

И Джоанна сразу же вступала:

«Как тает воск от огня, так нечестивые да погибнут от лица Божия»[75].

И так по кругу шли псалмы, от Дня 1-го до Дня 31-го, из месяца в месяц, утром и вечером, в дни мира и в дни войны: и часто первый викарий, а потом и второй викарий, заступая на место отца Джоанны, обращал, как казалось, к пустовавшим скамьям, а по вере — к сонму ангелов, изложенные по-английски устремления сладкоголосого певца Израиля[76].

Джоанна зажгла газовую горелку в своей комнате в клубе и поставила на огонь чайник. Нэнси Риддл она сказала:

— Книга общей молитвы чудесна. В 1928 году появилась ее новая редакция, но парламент ее запретил. Ну и хорошо, что так случилось.

— А какое отношение к ним имеет Книга общей молитвы?

— Это входит в их юрисдикцию, как ни странно.

— А я поддерживаю право на развод, — заявила Нэнси.

— А какое это имеет отношение к Книге общей молитвы?

— Ну, ведь это связано с англиканской церковью и со всеми этими спорами.

Джоанна размешала в воде из-под крана немного сухого молока и разлила его в две чашки с чаем. Передала одну чашку Нэнси и предложила ей таблетки сахарина из жестяной коробочки. Нэнси взяла одну таблетку, бросила ее в чай и помешала ложечкой. Совсем недавно у нее завязался роман с женатым мужчиной, который поговаривал о том, чтобы оставить жену.