Не ломая строя, ополченцы медленно отходили к пещерам, отражая яростные наскоки противника.

Атаки успеха всадникам Цербера не приносили.

Фаланга ополченцев действовала успешно, Ксантипп стоял в середине первого ряда, а Орест находился на самом опасном месте – крайним правофланговым первого ряда.

Спартанец даже повёл было фалангу в контратаку, но тут через развалины стали перебираться телохранители наместника, а потом появился и сам Хризолай. Он явно нервничал. Ещё бы – лишиться большей части своего воинства! Таких потерь он не нёс никогда. И потери ещё будут, бой ведь не окончен!

– Всем смерть! – громко взывал Хризолай. – Вперёд, мои псы! Разорвите это крестьянское отребье! И принесите мне голову этого спартанца!

Это было прямое столкновение двух войск. В строю у Ксантиппа оставалось около трёх сотен ополченцев, остальные были либо убиты, либо изранены. Против них выстраивалось почти пять сотен всадников Цербера, позади которых выстроились телохранители Хризолая, выглядевшие подобно македонским аристократам.

– Раздавят, – шептал Орест. – Раздавят.

Всадники Цербера приближались, стрелы летели с обеих сторон, но всё реже и реже – готовились к рукопашной схватке. И вдруг движение всадников Цербера замедлилось, ряды расстроились, смешались. Громкие крики огласили окрестности.

– Не ожидал я! – вырвалось у Ксантиппа.

Это старый владелец постоялого двора привёл на помощь горожан. Эмирес, конечно, не ожидал, что они попадут на сражение, но если и струхнул вначале, то всё-таки довёл людей до места. Этих добровольцев было не меньше пяти сотен, к сожалению, вооружённых как попало и в массе своей бездоспешных. Отряд Эмиреса не представлял из себя реальной силы, но Фортуне было угодно, чтобы он появился вовремя.

Хризолай вынужден был отрядить пару сотен всадников Цербера, чтобы отогнать или задержать эту внезапно появившуюся помощь для обнаглевших крестьян. Наместник не понимал, кто это, сколько их, поэтому пребывал в растерянности.

Ксантипп решил не давать возможности Хризолаю разобраться в происходящем и повёл ополченцев в атаку. В это время всадники Цербера начали перестраиваться после разделения, поэтому стремительный рывок ополченцев застал их врасплох. Бойня пошла страшная! Против крестьян-ополченцев, старательно, как и полагается новобранцам, удерживающих строй в фаланге и дружно работающих копьями, всадники Цербера, привыкшие к разбою и грабежам, оказались слабы. Их ряды дрогнули, сломались, ещё немного – и всадники Цербера бросились в рассыпную.

Но оставалась сотня воинов-телохранителей Хризолая, которые ещё не двигались с места. И хоть ополченцев, способных держать оружие, оставалось больше двух сотен, но этого было слишком мало. Наместник двинул вперёд своих аргироспистов. Серебряные щиты тех блестели, массивные сариссы хищно стремились к ополченцам.

Ксантипп медленно стал отводить людей, пытаясь вывести их из-под удара македонских сарисс. Он понимал, что прямого столкновения с телохранителями Хризолая ополченцы не выдержат.

И тут произошла случайность, которая чуть роковым образом не привела к быстрой развязке. Между камнями оказалась промоина, вот туда нога спартанца и провалилась! Он отступал спиной вперёд, поэтому и не заметил созданной природой ловушки. Нога крепко застряла, Ксантипп рванулся и, не удержавшись, упал. Увидев это, из строя аргироскистов бросились четверо, чтобы убить спартанца. Ксантипп от обиды до крови закусил губу. Какая глупая смерть – лёжа встречать врагов! Ополченцы топтались на месте в растерянности, кидаться на помощь – это нарушать строй. Нарушить строй – это гибель! И сам Ксантипп строжайше предупреждал от этого. Он и сам понимал, что если ополченцы бросятся его спасать, то нарушат строй, и телохранители Хризолая снесут ополченцев с лица земли без особых усилий. Но так погибать было обидно! Ксантипп бешено пытался вырвать ногу, а враги уже подбегали. Первого спартанец встретил ударом копья в живот, но второй перерубил копьё.

Откуда-то сбоку молнией возник крестьянин с заступом. И пока Ксантипп отражал щитом многочисленные удары, крестьянин заступом отжал камень и спартанец смог выдернуть ногу, пусть и ободрав её до крови. Но сам крестьянин, коротко вскрикнув, опустился на колени. Из его груди змеёй вылезало остриё копья, изо рта потекла струя пенящейся крови.

Ксантипп, прочно встав на ноги, обманул одного из нападавших, и обводящим ударом поразил того в шею. Двое остальных отскочили. Умирающий крестьянин поднял искажённое болью лицо, и Ксантипп узнал Археса.

– Господин, – прошептал Архес, – передайте старейшине Тимею: я прощу прощения, что не сумел помочь его сыну! Но я… – больше он ничего не успел сказать, кровь хлынула горлом, тело содрогнулось и замерло.

Ксантипп не стал дожидаться подхода отряда Хризолая и, отбиваясь от двух наседавших воинов, стал отступать к своим. Всадники Цербера не стали близко подходить к фаланге ополченцев и отстали. Ксантипп под радостные крики соратников занял своё место посреди первой шеренги.

А потом они столкнулись! Аргиросписты Хризолая и ополченцы Ксантиппа бились со всей яростью и отчаяньем, пощады не было никому, да и никто не просил пощады. Мелькали копья, дрались почти молча, только изредка вскрикивали поражённые, падая мёртвыми или тяжело раненными. Ксантипп боялся, что и второй его щит не выдержит такого количества ударов. А другого щита у него просто не было. Ему редко удавалось прицельно колоть, но всё-таки почти десяток телохранителей Хризолая пали от его копья. И копьё у него тоже осталось последнее. Аргиросписты медленно, но верно теснили ополченцев, с плетеными щитами трудно противостоять медным. Но самое главное – ополченцы не бежали, а продолжали сопротивляться. Копьё у Ксантиппа всё-таки сломалось, впрочем, в такой тесноте от него толку не было. Ксифос[34] – вот это оружие для подобной схватки. Удар!

Ксифос, пробив нагрудник, глубоко вошёл в тело врага. Новый удар! Ещё один противник простился с жизнью! Рядом, захрипев, упал, держась руками за живот, Крикс. И меч, поразивший его, держала рука бывшего напарника Руфла. Крикс пытался отомстить за обман, но Руфл оказался опытнее и сильнее. Вместе с десятком всадников Цербера он оттеснял Ксантиппа. И это ему удалось. Все ополченцы, находившиеся подле спартанца, полегли. Ксантиппа окружили. Руфл предложил ему сдаться.

– Видно, плохо я тебя учил, раз ты предлагаешь спартанцу сдаться! – с усмешкой ответил Ксантипп.

– Жаль, – сказал Руфл, а потом он и остальные аргиросписты набросились на спартиата.

Ксантипп в доспехах гоплита, после длительных часов боя весь покрытый мелкими ранами, в своём уже немолодом возрасте так легко двигался, словно не ведающий усталости бог войны Арес. Один за другим он сразил четверых. Пятым оказался Руфл.