– Колум из Восьмого дома завтра будет с ним драться, – тихонько шепнула она Гидеон. – Я бы хотела, чтобы мастер Сайлас сам сразился со мной. Мне сложно сделать больно… это было бы интересное ощущение. Да, пожалуй, интересное.

Когда Гидеон сильнее сжала ее слабую лапку, Дульсинея вздохнула (звук был такой, будто воздух прошел сквозь мокрую губку). Гидеон заметила, что у нее очень, очень мягкие волосы.

– Знаю. Я дура, раз такое допустила. Но Восьмые такие ранимые… по-своему. А Про вел себя отвратительно. Они не могли спустить оскорбления. Я просто позволила низменным инстинктам взять над собой верх… и крикнула.

Кудрявая некромантка закашлялась, будто одного воспоминания о крике хватило, чтобы снова вызвать спазмы. Гидеон инстинктивно обхватила ее за плечи, поддерживая – костыли с этим не справлялись. И тут же обнаружила, что смотрит туда, где воротник рубашки касается выступающих ключиц. На тонкой цепочке висело что-то не очень изящное, спрятанное под рубашку. Гидеон увидела подвеску мимолетно, но тут же поняла, что это. На цепочке висел брелок с двумя ключами: пилообразным от люка и толстым серым и незатейливым, какими обычно закрывают шкафы. Она с трудом заставила себя отвести взгляд. Но они уже добрались до конца коридора, который заканчивался одинокой дверью с надписью «Лаборатория восемь». Стряхнув руку Гидеон, Дульсинея открыла дверь: за ней оказался маленький вестибюль, такой же заброшенный, как лаборатория два. В стенах торчали крюки и везде валялись старые мятые коробки из тонкого металла, пожеванные и пустые. В таких носят папки. Кто-то потратил время и силы на то, чтобы украсить стену над дверью красивой постепенно расширяющейся спиралью из человеческих зубов. В центре маленькие лопаточки резцов перемежались изогнутыми клыками, а вокруг лежали длинные моляры. Опрятная табличка на двери гласила: «#14–8. Уклонение. Процедурная комната».

Ниже кто-то вывел бледными чернилами и замысловатым почерком: «Отрыв!»

– Мы на месте, – сказала Дульсинея. – Прежде чем мы войдем, дай мне немного своей крови. Я наложила столько охранных чар, что ты вряд ли сможешь пройти через дверь, не убив меня.

От крошечной демонстрации паранойи плечи Харроу немного расслабились. Гидеон посмотрела на нее, и Харрохак кивнула. В темном пыльном вестибюле обе открыли руки. Некромантка из Седьмого дома наклонила голову, так что красивые темные кудри запрыгали над плечами, и взяла кровь из больших и безымянных пальцев.

Потом она поместила эту кровь себе на ладонь и сплюнула туда же – Гидеон заметила, что слюна была розоватая. Прижала тонкую руку к двери.

– Это не просто охранное заклинание, – объяснила она, – точнее, не только физическое. Оно сразу меня уведомит, если что-то материальное попытается пройти через… если пройдет, точнее. Я не хочу их останавливать, – добавила она, когда Харрохак начала перебирать костяные фрагменты в кармане, – я хочу понять, что пытается туда пробраться… как оно выглядит. Пойдем.

Лаборатория восемь совсем не походила на аккуратную лабораторию два с ее двумя отделениями и пустыми полками. Она оказалась огромной. Решетка из толстых черных прутьев отгораживала первую часть зала от второй, которая, насколько было видно в дырки решетки, представляла собой длинное пространство с клаустрофобно-низким потолком. Как будто в трубу заглядываешь. За дверью виднелась металлическая платформа на опорах и короткий лестничный пролет, перегороженный решеткой. Некромантка из Седьмого дома подошла к стене и щелкнула выключателем. Раздался тихий стон, и решетка потихоньку втянулась в потолок.

Без решетки зал показался ужасно пустым и серым. Только вещи нарушали монотонность серого металла и белого света: в дальнем конце виднелся металлический постамент, увенчанный ящичком из прозрачного стекла или плексигласа, а у подножия лестницы, примерно в метре от основания, от стены до стены тянулась черно-желтая полосатая линия. Между полосой и постаментом была добрая сотня метров: путь неблизкий. Все казалось очень простым, а значит, по опыту Гидеон, должно было оказаться жутко стремным.

И все же ее адептка уже спешила вниз по лестнице. Перед черно-желтой линией она остановилась, будто перед огненной стеной. Дульсинея спустилась тоже, тяжело опираясь на костыли. Последним пришел Протесилай.

– Если ты протянешь туда руку, то все сама увидишь.

Харроу еле сдержала крик боли. Она сунула руку в перчатке за линию, а теперь осторожно снимала перчатку, чтобы оценить ущерб. Гидеон уже попадалась на такое с Паламедом Секстусом, но зрелище было гадостное. Пальцы Харроу сморщились, ногти потрескались, и вся жидкость из кожи будто испарилась, так что рука сморщилась, как старая бумага. Некромантка помахала рукой в воздухе, как обычно делают при ожогах. Морщины медленно разгладились, а ногти срослись обратно.

– Не так уж и невозможно, – заявила Харроу, восстановив самообладание.

– Звучит обнадеживающе. И что ты будешь использовать?

– Телесную защиту, связь с кожей, точный фокус.

– Ну попробуй.

Харрохак медленно размяла пальцы. Гидеон смотрела, как она щурит глаза, которые превращаются в обсидиановые щели, опушенные густыми черными ресницами, а потом снова протягивает руку. Посыпались голубые искры, и Харроу отдернула руку, злая и удивленная. Пальцы ссохлись в жалкие искореженные веточки, ноготь с мизинца отпал. Края рукава истрепались и истончились, будто их погрызла моль. Гидеон сунулась вперед, ощущая смутное желание что-то сделать, но Харроу оттолкнула ее здоровой рукой, глядя на раненую, которая медленно восстанавливалась. Дульсинея с интересом смотрела. Протесилай стоял у лестницы.

Харроу сняла браслет с раненой руки, и ленты пористой костяной материи окутали ее кисть, а потом стали плотными костяными пластинами. Она протянула вперед руку в перчатке.

– Это не сработает, – мило улыбнулась Дульсинея.

Перчатка разлетелась костяной крошкой. Те крошки, которые попали за линию, распались пылью. Пластины опали с руки, рассыпаясь, не успевая долететь до пола. Харроу отдернула руку и в третий раз уставилась на искалеченную кисть. Потом тяжело осела на ступеньку – по виску сбегала капля пота. Рука медленно восстанавливалась.

– Какого хрена? – поинтересовалась Гидеон.

– Это два наложенных друг на друга заклинания, – пояснила Дульсинея, – нельзя сотворить два заклинания с общими границами. Это невозможно.

– Но это существует. Они не сплетены и не склеены, они действительно имеют общую границу. Очень тонкая работа. Те, кто это сделал, были гениями.

– Одна половина – это старение… А вторая – энтропийное поле, – сказала Дульсинея.

Гидеон проследила за взглядом Харроу: вдоль длинного, тускло блестящего поля неровного металла и до постамента, сияющего, как маяк. Харроу прикусила щеку изнутри – признак напряженных раздумий – и постоянно сгибала и разгибала пальцы, будто беспокоясь за их целостность. Она достала из кармана древнюю костяшку цвета слоновой кости и передала ее Гидеон.