– Пинк так поглощена историей своей большой семьи, – вслух размышляла Ирен, – что не может представить себе ребенка, родившегося взрослым. Ребенка, который слишком рано узнал, что не существует ничего постоянного и поэтому нет смысла что-то запоминать.

– В моем детстве все было постоянным! – выпалила я.

– И поэтому есть смысл оставить его позади. Тот факт, что Пинк, которой уже двадцать пять лет, все еще живет вместе с матерью, о многом говорит.

– Но ведь я тоже живу вместе с тобой!

– Я не твоя мать, и у меня нет никакого желания ею быть.

– Разве я была бы таким уж плохим ребенком?

– Вовсе нет. Слишком хорошим для такой воспитательницы, как я, – рассмеялась Ирен. Напряженность последних минут рассеялась, как дымок от ее сигареты.

В такие минуты я даже завидовала привычке, которая действует столь успокаивающе.

Я тоже засмеялась.

– У Пинк такой же избыток энтузиазма, как у Аллегры Тёрнпенни, хорошенькой племянницы Квентина. Но, в отличие от Аллегры, она опасна, поскольку аудитория у нее больше. Ну и неугомонное создание, настоящая юла!

– Хорошее сравнение, Нелл! Весь Нью-Йорк напоминает мне детский волчок. Город так изменился за какое-то десятилетие.

– Значит, ты предпочитаешь Лондон?

– Я предпочитаю Париж. И, возвращаясь к Парижу… Я все еще хочу знать, какую взятку хозяйка борделя предложила нашему мистеру Шерлоку Холмсу.

Видимо, Ирен действительно было интересно, раз она не потеряла нить предыдущего разговора. Однако мне вовсе не хотелось рассказывать.

– Он не «наш», – поправила я. – Разве что в том смысле, что он – наше общее горе.

Ирен засмеялась еще жизнерадостнее, и я возгордилась, что хоть немного исправила ей настроение. Мы так давно были знакомы, что я видела подругу насквозь. Тягостное исследование прошлого оказалось, пожалуй, самым трудным путешествием в ее жизни.

– Она предложила ему деньги? – спросила Ирен наугад.

– Нет.

– Посулила познакомить с самыми влиятельными людьми Парижа?

– Нет.

– Угостила улитками под чесночным соусом и паштетом из гусиной печенки с трюфелями?

– Нет! – Меня даже передернуло. – Фу, как ты можешь вообразить столь мерзкое сочетание несъедобных вещей? Оно даже хуже преступлений, с которыми мы столкнулись в последние два месяца.

– Кулинарное преступление тоже может быть отвратительным, – согласилась она с усмешкой. – Хорошо, Нелл, тогда придется предположить немыслимое. Мадам Потьер предложила мистеру Холмсу… э-э… собственную руку дружбы. Жирную грязную руку хозяйки борделя – в обмен на обещание, что на ее публичный дом не падет тень подозрения в убийстве.

– Нет! Хотя в каком-то смысле – нечто вроде того, только еще хуже.

– Неужели бывают вещи хуже?

Я вообразила неопрятную мадам, развалившуюся на диване в своем зеленом атласном платье – ни дать ни взять жаба в пруду с лилиями.

– По-моему… впрочем, я могла ослышаться, так как чувствовала себя неловко в ее, так сказать, гостиной… В общем, мне кажется, что она предложила ему… пару девочек.

– Пару девочек! – Примадонна так и взвилась. – О господи, Нелл, в жизни ничего смешнее не слышала! А я-то хотела подарить ему всего-навсего подержанную старую скрипку! И что же он сказал?

– Очень мало. И разумеется, отказался. Надо отдать ему должное – вот бы все мужчины так твердо противились искушению.

– Ах, Нелл, но разве же это искушение? Бедная хозяйка борделя неверно судила об этом господине. Ты же видела, чем его можно соблазнить.

– Ты имеешь в виду скрипку? Да, ты всегда говорила, что он равнодушен к женщинам.

– Ну, не то чтобы равнодушен… Тут нечто другое. – Она улыбнулась. – Ты, наверное, была возмущена, став свидетельницей столь грубой попытки подкупа со стороны мадам Портьер.

– Меня возмутило, что предметом торга становится человеческое тело. Я полагала, что времена рабства прошли даже в этой отсталой стране. Правда, Квентин говорил, что оно продолжается во всем мире, несмотря на британское присутствие.

– Многое продолжается, несмотря на британское присутствие, – даже твое, Нелл, – мягко заметила Ирен. – Ты права: мир действительно несовершенен. Предполагается, что работницы публичного дома мадам Потьер находятся там добровольно. Но какой же у них выход, если почти невозможно найти работу, которая бы прилично оплачивалась? Признаюсь, меня бесит, что Нелли Блай выбрала мое прошлое, чтобы состряпать сенсационную историю. И тем не менее я должна признать, что девочка делает много хорошего, привлекая внимание к бедственному положению многих «одиноких сирот». Я лишь хочу, чтобы она оставила в покое «одинокую сироту» Ирен Адлер!

– А ты когда-нибудь считала себя «одинокой сиротой», Ирен?

– Да, – ответила подруга, и меня удивил ее серьезный тон. – Когда покинула Америку, чтобы сделать карьеру в Лондоне. Я никого не знала и к тому же была иностранкой, а директора театров питали предубеждение против американцев.

Я вспомнила тот день, когда Ирен спасла меня, подобрав на улице Лондона. Мне негде было жить, я проголодалась, а она приютила меня и угостила чаем с ворованными сдобными булочками.

Быть может, тогда она поняла, в каком я бедственном положении, и посочувствовала мне, потому что тоже была одинока? Я всегда считала Ирен своим ангелом-хранителем и восхищалась ее энергией, мудростью, мужеством и красотой. Мне никогда не пришло бы в голову, что столь изумительное создание может нуждаться во мне не меньше, чем я в ней.

– Если Шерлок Холмс осмелится показаться на этих берегах, – пылко заявила я, – мигом всажу в него шляпную булавку, и он удерет обратно в Лондон.

– О милая Нелл, не надо! – расхохоталась подруга. – Ты же не хочешь повредить свое грозное оружие! Впрочем, сомневаюсь, чтобы Шерлок сделал такую же глупость, как я, прибыв по зову нашей журналистки. Человек, способный устоять перед парочкой парижских filles de joie, не поддастся на уговоры Нелли Блай!

Я присоединилась к ее веселью. Не знаю, какая картинка была смешнее: Нелли Блай, соблазняющая Шерлока Холмса, или бесстрастный детектив, насаженный на мою стальную шляпную булавку длиной в фут, увенчанную попугаем из венецианского стекла!

Я хохотала до тех пор, пока корсет не врезался мне в бока, напомнив о средневековом орудии пыток под названием Железная Дева. А еще я услышала хриплый голос Казановы, выкрикивающий: «Хватит болтать!»

– Так-то лучше, – сказала, отсмеявшись, Ирен. – Мы хорошенько выспимся, а с утра начнем строить планы, как нам ответить на вызов мисс Пинк.