Это было уже выше моих сил, меня буквально потряхивало от желания. Вдруг что-то большое, тёплое коснулось моего лона, и по телу прокатилась мелкая дрожь… Я поняла, что сейчас всё случится, его пальцы заменил член, стенки влагалища запульсировали от предвкушения…

— Скажи мне, — опять этот пьянящий разум голос, он проводит своим возбуждённым органом по моим складкам вверх-вниз, растирая влагу, словно готовя меня к вторжению. — Скажи…

И тут я поняла, что моё сопротивление только отдаляет меня от него. Стоит признать — ему принадлежат мои мысли, чувства, сердце… Да что там — душа! И если уж кому её и отдать, то только Ивану. Когда я это приняла, у меня словно груз с души упал, даже дышать стало легче.

— Я принадлежу тебе… — без тени сомнения произнесла эту фразу, зарываясь в его волосы пальцами. Всё происходящее было настолько реальным, что мне показалось — это не сон.

— Наконец-то! — за стоном произносит он. — И я принадлежу тебе, — беспорядочно покрывая моё лицо короткими поцелуями — девочка моя, — с жаром он произносит эти слова, продолжая целовать, — весь… с потрохами… — и впивается мне в губы голодным грубым поцелуем.

Я застонала ему в рот, он с жадностью поглотил стон. Только сейчас осознала, что до этого даже понятия не имела, что такое гореть в огне страсти Ивана, и до этого были лишь невинные ласки. Мои соски затвердели, потираясь о горячую грудь любимого. От его прикосновений дрожь наслаждения, словно ток по проводам, спустилась прямо к клитору, заставляя его пульсировать. Низ живота болезненно заныл. Господи, я никогда не чувствовала себя настолько пустой! Казалось, если он сейчас не войдёт в меня, то я умру.

— Иван… — со стоном произнесла его имя, сильнее прижимаясь к нему.

Он обвёл членом вход в моё тело, продолжая с жадностью сминать мои губы, я инстинктивно подалась бёдрами навстречу, и Малиновский замер.

— Не так быстро, котёнок… — Отстранился, провёл им по клитору, словно дразня. У меня из горла вырвался громкий стон, когда он повторил свои действия ещё и ещё, заставляя меня сгорать от желания. — Какая же ты узкая… Моя. — Вновь немного приникает и отстраняется. — Влажная. — Продолжает дразнить, вызывая сладкий спазм внизу живота. — И что-то мне подсказывает, до умопомрачения вкусная.

— Я больше не могу… — чуть ли не плача, заныла, всё тело напоминало оголённый нерв.

— Уже скоро… — ускоряется он, продолжая шептать мне в губы, — примешь моего парня в свои жаркие объятия! — Или его слова на меня так подействовали, или действия — не знаю. — Проснись, милая — это не сон… — После этих слов моё тело выгнулось дугой, и я закричала от мощного оргазма, что накрыл меня с головой, казалось, я воспарила к небесам, но резкая боль вернула на землю. Свет вспыхнул, и я распахнула глаза, понимая, что он правду сейчас сказал — это не сон.

— Малиновский… — простонала, пытаясь привыкнуть к свету и тому, что находилось меня внутри.

— Привет, котёнок, — хохотнул он, оставляя короткий поцелуй на губах. — Даже не проси, чтобы я вышел, меня сейчас проще пристрелить… Обещаю, что попридержу коней, пока ты не привыкнешь ко мне, а потом продолжим.

Сладкая нега после пережитого накатила на меня, спорить не было сил и желания: произошло то, что давно должно было случиться.

— Это был не сон, не сейчас… — на выдохе произнесла я, всматриваясь в до боли любимое лицо. Только это могло объяснить, почему я считала это сном.

— Верно, больше года назад был не сон… — убирая прядь влажных волос с лица, признался проказник. — Я сдыхал без тебя, приходил, когда ты забывалась сном, и часами смотрел… — Он прикрыл глаза на насколько секунд и, распахнув, сбивчиво продолжил: — Потом мне этого стало мало, я захотел ощутить, каково это — держать тебя в объятиях. Всё было хорошо, и я наслаждался каждой минутой, проведённой рядом с тобой, пока мне не сорвало крышу.

— Значит, любишь… — не смогла сдержать улыбки.

— Люблю… Вернее, это больше чем любовь, котёнок… — Смотрит на меня взглядом, от которого рушатся последние преграды, что выстраивала годами. — Намного больше…

— Только ты так мог лишить девственности… — хохотнула я, осознав всю комичность ситуации, добавив: — Ты, ненормальный.

— Есть такое, — подмигнул он. — Зато не скатился до банальщины, и будет что вспомнить в старости…

— Зачем тебе были нужны эти слова? — проводя рукой по его скуле, интересуюсь, так как поняла, он просил их произнести не просто так.

Ивану не нужно таким способом самоутверждается, тут что-то другое.

— Сложно, конечно, объяснить, психология — не мой конёк, но один умник в этом силён, и я доверился его опыту. Он пояснил, что это своего рода код, который должен был разрушить твоё отрицание очевидного — ты любишь меня, я тебя. Это должно было тебе помочь избавиться от удерживающей тебя в прошлом верёвки, сотканной из обид, страха быть отвергнутой вновь, и помочь двигаться дальше. Я был в отчаянии и уже не знал, как тебе помочь перейти эту грань. Ведь мои уговоры, заверения не сработали — эти чувства слишком глубоко в тебя проникли. Я даже пытался вывести тебя на эмоции, разозлить, чтобы вспылила и высказала всё, что накопилось за эти годы. Но что бы я ни говорил, ни делал, твои страхи всегда вставали межу нами, словно каменная стена. А смотреть, как ты страдаешь, варясь в этих чувствах, у меня уже не было сил. Плюс ты всегда была упрямой девочкой. — Вот тут он прав, если мне что-то втемяшится в голову, то переубедить практически невозможно. — Как-то так… — Провёл ладонью по моей щеке и замер, с тревогой смотря мне в глаза. — Не знаю, помогло это или нет.

— Помогло… — улыбнувшись, потёрлась щекой о его руку. Как же я его люблю… — Знаешь, я когда их произнесла, как груз с души свалился. Так что твой знакомый оказался прав.

— Как ты себя чувствуешь? — Он подался бёдрами назад и плавно вернулся в прежнее положение. — Не сильно больно?

— Не очень. Я думала, будет намного больней…

Я на подсознательном уровне побаивалась близости, слышала, что это больно. А учитывая, какой у Ивана богатырь, мой страх не был безосновательным.

— Значит, сработало…

— Ещё один совет от твоего друга? — Иван посмотрел на меня с осуждением, мол, вот ты какого обо мне мнения.

— Нет, тут я сам стратегию разработал: когда человек спит, его тело расслабленно, и оргазм должен был немного перебить боль от потери девственности. Правда, план был весьма рискованный. Зная тебя, я мог получить чем-нибудь тяжёлым по голове. И это в лучшем случае, а в худшем реально бы ходил по дому и оглядывался, ожидая в любой момент нападения.

— Такой вариант был возможен, извращенец! — рассмеялась я, а у Ивана взгляд потемнел, тело словно окаменело. Я резко оборвала смех. — Что-то случилось?

— Ты сжимаешь мой член, — глухим голосом отвечает, — чертовски возбуждает, — он прикрыл глаза, чтобы немного успокоиться.